Роберт Сальваторе - Демон-Апостол

В зеркале, однако, ничего не изменилось.

Элбрайн углубился в мысли, пытаясь найти ответ; не добившись результата, он прислушался к своему сердцу.

— Я боюсь за нее, потому что наши пути разошлись. — Эти слова вырвались как бы помимо его воли.

Нужно было наконец признаться себе самому, что он сердился на Пони за то, что она покинула его, и не понимал, зачем она это сделала. На самом деле он не боялся за нее — она могла постоять за себя лучше, чем кто-либо другой из его окружения; возможно, лучше всех в мире! Нет, он опасался того, что какие-то обстоятельства помешают им встретиться снова, что он отпустил ее со злостью в сердце, в то время как там должны были быть лишь любовь и доверие.

Он горько рассмеялся.

— Нужно было получше расспросить и выслушать ее, — сказал Элбрайн, обращаясь не столько к призраку, сколько к себе самому, — и, возможно, вместе с ней отправиться на юг. — Он снова рассмеялся над своей глупостью. — Или, по крайней мере, нужно было как следует разобраться, зачем ей это понадобилось, тогда бы я не мучился так сейчас. А теперь нас разделяют сотни миль, дядя Мазер. Пони в Палмарисе, а я удаляюсь от него все дальше и дальше.

С последними словами призрак начал таять, а туман в зеркале стал гуще. В первый момент Элбрайн подумал, что связь с Оракулом прервалась и что, следовательно, он рассуждал правильно. Он уже начал было подниматься, как вдруг туман в центре зеркала рассеялся и там что-то замерцало.

Испуганный Элбрайн вглядывался в зеркало; изображение было кристально четким, хотя в нише стало почти совсем темно.

Перед ним была плоская вершина горы Аида, из которой торчала рука Эвелина.

Элбрайна охватило удивительное чувство любви и тепла, он с такой силой ощутил присутствие магии, как никогда в жизни.

И тут же изображение растаяло, но Полуночник еще долго сидел в нише. А когда вышел оттуда, то едва не поскользнулся на тонкой корочке льда.

Этот лед был водой, когда он входил в нишу. Лед… А ведь они еще даже не добрались до гор.

Впрочем, сейчас это не имело особого значения. Оракул показал ему путь, и теперь никаких сомнений у него не осталось. Схожее чувство, наверное, руководило Браумином и остальными братьями, когда они отправились в свое паломничество. Как и они, Элбрайн чувствовал, что в этом необычном месте найдет ответ на некоторые свои вопросы.

Теперь, даже если бы выпал очень глубокий снег, это бы его не остановило.

Он поплотнее завернулся в одеяло, и только сейчас до него дошло, что в вечернем воздухе плывет затейливая мелодия, которую Лесной Дух выводил на волынке. Элбрайн не стал разыскивать кентавра, а подошел к костру. Предполагалось, что монахи и Роджер будут караулить, однако все они спали, завороженные музыкой кентавра.

Это не важно, решил Полуночник; поблизости нет ни гоблинов, ни других монстров. Продолжая кутаться в одеяло, он проверил, удобно ли устроен на ночь Дар, и пошел на звук музыки, безошибочно определив направление, как это умеют делать только те, кто прошел обучение у тол'алфар.

Он нашел кентавра на голой вершине невысокого холма — такие «подмостки» для исполнения сольного номера больше всего нравились Смотрителю. Элбрайн подходил к нему тихо, осторожно, стараясь не помешать, не прервать своим появлением магический транс, в который впадал кентавр, играя на волынке. Так продолжалось еще долго, очень долго.

В конце концов музыка смолкла. Кентавр открыл глаза и не выразил ни малейшего удивления, увидев сидящего рядом Полуночника.

— Ну, поговорил с призраками? — спросил он.

— Главным образом с самим собой, — ответил Элбрайн.

— И что же ты сказал сам себе?

— Что не хочу идти тем путем, который уводит меня все дальше от Пони. Я говорил тебе, что согласился сопровождать монахов только потому, что был зол на нее?

— Причина не хуже любой другой, — ответил кентавр.

— Еще в Дундалисе она явилась мне во сне, — продолжал Элбрайн. — Сказала, что мы не сможем встретиться в начале весны, как договорились. Ну, я и решил пойти с братом Браумином, хотя ни малейшего желания оказаться на горе Аида у меня не было.

— Отсюда до Дундалиса столько же, сколько до Аиды, — заметил кентавр. — Меня и самого воротит от мысли оказаться там, где все провоняло демоном.

Элбрайн покачал головой.

— Я сказал, что у меня не было желания оказаться там. Теперь мое настроение изменилось. Я знаю, что должен идти к горе Аида, с братом Браумином или без него. На этот путь меня толкнули злость и обида, но мне снова повезло. Оказывается, я сделал правильный выбор.

— Такое впечатление, будто без снов и призраков ты шагу ступить не можешь, — с усмешкой сказал кентавр. — Я беспокоюсь за тебя, мой мальчик. И за себя беспокоюсь, потому что иду за тобой как привязанный!

Элбрайн улыбнулся, а Смотритель снова поднес к губам волынку. И снова полилась мелодия — затейливая, изящная; музыка ночи, музыка Лесного Духа.

— Брат Пантелеймон, — объявил слуга Фрэнсиса, один из пятерых, сопровождающих его из Санта-Мер-Абель.

Фрэнсис кивнул; он ожидал этого визита. Брат Пантелеймон не так давно прибыл из Санта-Мер-Абель с сообщением о предстоящем визите отца Маркворта.

Войдя, монах подошел к Фрэнсису и вручил ему пергаментный свиток, перевязанный голубой лентой с эмблемой отца-настоятеля. Фрэнсис развернул его и прочел, не слишком удивленный содержащимися в послании инструкциями. Отец-настоятель хотел, чтобы его встречал весь город, со всеми возможными почестями и приветствиями.

— Это должно стать настоящим праздником, — объяснил Фрэнсис монахам. — Отец-настоятель прибудет через три дня. Это время отводится нам на подготовку к встрече.

Вошел брат Талюмус, прослышавший о том, что из Санта-Мер-Абель прибыл гонец с новостями.

— Отправляйтесь к торговцам, с которыми мы… — начал было Фрэнсис, но со смешком замолчал, не зная, какое правильнее употребить слово.

Расплатились? Так, может быть, если иметь в виду золото, полученное ими за отнятые у них камни? Но на самом деле это была не просто плата, а самая настоящая взятка. Вот так просто и без затей. И большинство из купцов приняли золото с улыбкой, обнадеживающей улыбкой, свидетельствующей о понимании того, что они не могут позволить себе роскошь враждовать с церковью. По крайней мере в данный момент.

Конечно, Фрэнсис не мог выразить вслух того, что думал по этому поводу.

— Отправляйтесь к торговцам, которым мы возместили ущерб, — сказал он. — Скажите им, что все их будущее благосостояние зависит от отца-настоятеля, что вскоре он сам прибудет в Палмарис и что нам требуется их помощь, чтобы достойно встретить его.