Павел Дартс - Крысиная башня

Сделка совершилась к всеобщему удовлетворению, Пилагея Ильинична получила кроме муки и консервов еще и одну из двух печек-буржуек, привезенных мной со своей заброшенной дачи. Вторую, с приваренным баком для подогрева воды с превеликим трудом вытащенную из тесной бани, я предусмотрительно оставила себе. Однако, и тут пришлось понести немалые расходы — за вывоз печек из садового кооператива пришлось отдать двум жадноватым деревенским мужичкам полбанки бесценного пороха.

Где- то в это же время начали исчезать армейские блок-посты. Поначалу с каждым днем уменьшался их численный состав — по ночам отчаявшиеся солдатики дезертировали поодиночке, унося с собой оружие и сухпайки. В конце концов, все кончилось тем, что один из отдаленных блок-постов, в котором из личного состава осталось лишь полдюжины офицеров, был захвачен какой-то бандой, грамотно снявшей часового, а затем вырезавшей так и не успевших проснуться военных. К приезду тревожной группы все стрелковое оружие, запасы продовольствия и топлива исчезли без следа вместе с нападавшими.

Спустя несколько дней, все оставшиеся войска и милиция были сосредоточены вокруг центра города и парочки пригородных элитных поселков. И тогда на улицы пришла настоящая анархия…

Самое первое убийство, произошедшее у меня на глазах, случилось уже на вторую ночь после того, как армия и милиция сдали город на откуп уголовникам и мародерам. Где-то за полночь на улице послышался шум драки, затем дикий, какой-то нечеловечески вопль, прерванный хлюпающим ударом, словно кто-то пытался обработать громадную отбивную кузнечным молотом. Затем все мгновенно стихло, лишь слышался удаляющийся топот обутых в тяжелые зимние ботинки ног.

На утро в неверном свете зарождающегося дня я увидела скрюченный труп с размозженной головой, вмерзший в лужу крови посреди детской площадке. Как ни странно это зрелище, в иное время ужаснувшее бы до глубины души, не произвело на меня ровным счетом никакого впечатления — похоже, что внутренне я была уже готова к тому, что очень скоро подобное станет таким же обыденным явлением как дождь или закат.

Где- то в середине ноября снег лег уже окончательно и термометр за окном показывал ниже нуля не только ночью, но и днем. Окна многоэтажек ощетинились дымящимися трубами, а стук множества топоров стал непременным спутником каждого утреннего пробуждения — оставшиеся в городе сограждане усиленно заготавливали дрова, вначале ломая скамейки во дворах, потом беседки в детском садике по соседству, а под конец взялись за немногочисленные тополя вдоль аллей. Все попытки отапливаться, сжигая мебель, не увенчались успехом — ДСП давало куда больше копоти и дыма, чем огня.

Я тоже по мере сил поучаствовала в запоздалой подготовке к отопительному сезону, однако, вскоре окрестные источники топлива истощились, и дрова пришлось возить из ближайшей лесопосадки, благо до нее было не больше пары километров. Другое дело, что даже такой не слишком далекий путь был доступен лишь молодым и сильным, а старики, оставшиеся без помощи родственников были обречены на скорое вымерзание.

Приблизительно в это же время я впервые в жизни убила человека. Сейчас-то я понимаю, что только то, что я в основном сидела дома, спасло меня от того, чтобы сей факт случился намного раньше. Произошло это банально, вовсе не так, как в фильмах Роберта Родригеса, где главные герои сближаются в смертельном противостоянии под тревожно-пронзительную музыку Мориконе, а потом как и положено, включается эффект замедления времени и летящая вместе с пулей камера, эффектно пробивает голову главного злодея.

Спасло меня только то, что сразу после приобретения двустволки я нашла в кладовке ржавое полотно ножовки и, обмотав один конец тряпкой, отпилила у ружья оба ствола и приклад, получив, таким образом, некое подобие старинного двуствольного пистолета, достаточно компактного, чтобы спрятать под одежду.

Именно поэтому, когда в плохо в освещенном переулке дорогу мне перегородили трое малолетних шакалов породы «гопник уличный обыкновенный», я одним движением выхватила обрез из-под куртки и направила в брюхо самого высокого, явно вожак стаи. Наверное, я все же не стала бы стрелять, но в панике так крепко сжала оружие, что указательный палец невольно вдавил спусковой крючок…

Эхо от оглушительного выстрела еще гуляло между бетонными стенами, а двое уцелевших ублюдков уже скрылись под аркой, бросив третьего, корчащегося на земле с развороченным крупной дробью животом. Некоторое время я оцепенело смотрела на извивающееся на окровавленном снегу скулящее существо, еще совсем недавно бывшее наглым и уверенным в собственной безнаказанности самцом. В фильме какого-нибудь Джона Ву я должна была бы со звонким щелчком перезарядить обрез, выбросив на снег зашипевшую гильзу, и посмотрев в глаза поверженному врагу сказать что-нибудь многозначительное, пригодное для финальной фраза блокбастера, а потом выстрелом в упор добить умирающего. Но в жизни все оказалось совсем иначе — я просто постояла еще чуть-чуть и, спрятав оружие за пазуху, не торопясь, пошла по улице в сторону своего дома. В голове у меня была полная пустота, и рухну на кровать, я уснула быстро и безо всяких сновидений.

В конце ноября в городе произошло то, что историки Древнего Рима назвали «нашествием варваров», вот только «варвары» эти не вторглись из далеких заморских земель, а напротив, были, плоть от плоти города — в последних числах месяца взбунтовалась колония особого режима на окраине. Подробности этого бунта я узнала лишь спустя долгое время от одной знакомой, которая служила там заместителем начальника колонии по воспитательной части.

Тюрьма была переполнена заключенными, как отбывавшими срок с докризисных времен, так и осужденных за грабежи и убийства в последние месяцы. Камеры были переполнены, отопление осуществлялось самодельными печками, для которых вечно не хватало дров, а питание было настолько скудным, что случаи смертей от истощения вовсе не были чем-то из ряда вон выходящим. Тюрьма — все же закрытое заведение, доступ «с воли» очень затруднен, если не считать сотрудников, которые сами жили очень компактно; так что эпидемия ИТУ обошла стороной. Но в конце первого месяца нового года, администрации ИТУ стало понятно, прокормить всех зэков до весны не удастся. Получив подобную шокирующую информацию, новоиспеченный глава временной администрации принял по-военному прямое решение — ничтоже сумняще, он приказал попросту уничтожить часть наиболее опасных уголовников, дабы остальные смогли хоть как-то протянуть на скудных запасах, хотя до весны.