"Фантастика 2025-159". Компиляция. Книги 1-31 (СИ) - Небоходов Алексей

Наконец он подошёл к двери с табличкой: «Жан-Пьер Леклер, директор». Михаил осторожно постучал и услышал ироничный и немного усталый голос:

– Entrez, s'il vous plaît!

В кабинете царил творческий хаос, идеально подходящий режиссёру, некогда снимавшему артхаус, а теперь исследующему человеческие пороки. Леклер, худощавый мужчина в стильных очках и с шёлковым шарфом на плечах, смотрел на Михаила с любопытством и лёгкой подозрительностью.

– Добрый вечер, господин… Михаил, правильно? – он едва заметно улыбнулся и протянул руку. – Надеюсь, вы не предложите мне съёмки социалистической романтики о передовиках производства?

Михаил рассмеялся и сел на предложенный стул:

– Нет-нет, господин Леклер, рабочие темы, вероятно, недостаточно пикантны для вас, хотя советская производственная романтика сейчас принимает весьма оригинальные формы. Наше предприятие занимается новым видом кинематографа, назовём его условно эротическим соцреализмом, если вы понимаете, о чём я.

Леклер приподнял бровь, поправляя шарф:

– Эротический соцреализм? Что-то новенькое. Я думал, ваш кинематограф застрял где-то между броненосцем «Потёмкиным» и Иваном Грозным.

– О нет, господин Леклер! – Михаил оживился, почувствовав азарт от начала игры. – Мы далеко ушли вперёд. Сегодня советская романтика тесно переплелась с эротикой, юмором и абсурдом. Мы называем это новой волной советского эротического авангарда.

Жан-Пьер негромко рассмеялся, откинувшись в кресле:

– Советский эротический авангард? Скажи мне это утром кто-то другой, я решил бы, что он перебрал вина. Но передо мной вы – живой и вполне серьёзный. Итак, вы приехали с обменом опыта или хотите, чтобы я научил вас снимать действительно шокирующее кино?

Михаил слегка пожал плечами, будто устал держать в тайне своё великое дело:

– Господин Леклер, я здесь для взаимовыгодного сотрудничества. Наши фильмы набирают популярность в Европе, но нам нужен новый уровень. Мы ищем партнёров с опытом работы на грани дозволенного, и ваша репутация позволяет думать, что вы именно тот, кто нам нужен.

Жан-Пьер внимательно смотрел на Михаила, затем чуть прищурился и иронично произнёс:

– Знаете, Михаил, вы так убедительны, что я почти готов поверить в существование советского эротического авангарда. Ладно, рассказывайте подробнее – вдруг и вправду получится нечто интересное.

Михаил удовлетворённо улыбнулся: дело сдвинулось с места. Поправив галстук и придав голосу серьёзность советского чиновника, выступающего перед акционерами, он начал:

– Видите ли, господин Леклер, формально я представляю «Союзэкспортфильм» по линии культурного обмена. Но на деле мы работаем по гораздо более живому направлению – советская эротика, снятая за кулисами официальной культуры. Эротические комедии на сельскую тему, производственные мелодрамы с интимным подтекстом – жанры, которым ещё даже не придумали названия. Всё это создаётся на грани дозволенного, но с особым колоритом, способным удивить даже искушённых европейских зрителей.

Жан-Пьер удивлённо выпрямился в кресле и, сняв очки, принялся протирать их с изяществом парижского эстета:

– Советская эротика на сельскую тематику? Это же просто золото! Я всегда подозревал, что в СССР происходят странности, но чтобы настолько… Вы серьёзно?

Михаил добродушно улыбнулся, чувствуя, что внимание собеседника принадлежит ему полностью:

– Какие шутки, господин Леклер! У нас строгая мораль и идеологическая дисциплина. Но чем строже цензура, тем изобретательнее становится народ. Поверьте, наши фильмы вызовут не меньший интерес, чем ваши, пусть даже сняты они в более скромных декорациях.

Жан-Пьер рассмеялся, чуть приподняв руку, словно сдаваясь на милость победителю:

– Михаил, это звучит как приглашение на запретный просмотр чего-то экстраординарного и одновременно нелепого. Пожалуй, это то, что нужно нашим пресыщенным клиентам. Хотите взглянуть, как мы работаем в Париже?

Михаил с важным видом кивнул и поднялся со стула:

– С огромным удовольствием. Интересно посмотреть, как организовано производство того, что у нас считается почти идеологической диверсией.

Жан-Пьер встал и жестом пригласил Михаила следовать за собой:

– Тогда не будем терять время. Возможно, ваши советские декорации выглядят убедительнее наших. Кто знает, вдруг обменяемся не только материалами, но и опытом. Хотя сомневаюсь, что смогу повторить ваши оригинальные сельские мотивы.

Экскурсия началась с просторных коридоров, похожих скорее на кинофабрику, чем на студию пикантного контента. Повсюду мелькали техники с камерами, осветители и ассистентки с серьёзными лицами, словно вернувшиеся с философского семинара, а не со съёмок эротических сцен.

Жан-Пьер сопровождал Михаила, иронично комментируя происходящее, словно опытный экскурсовод:

– Здесь мы снимаем сцены в классических интерьерах. Мебель антикварная, а реквизитор следит даже за деталями, которых зрители не увидят.

Михаил задумчиво осмотрел богатые декорации и восхищённо произнёс:

– Потрясающе, господин Леклер. У нас такое встречается только в музеях революции и домах культуры, а туда доступ, сами понимаете, затруднён.

Жан-Пьер остановился, лукаво усмехнулся и оглянулся на Михаила:

– Я бы на вашем месте не сдавался. Представьте эротическую драму в декорациях музея коммунистической славы. Это же мечта любого режиссёра-авангардиста!

Оба рассмеялись и двинулись дальше. Михаил увидел техническую комнату с первоклассным оборудованием: профессиональные камеры, осветительные приборы, монтажные столы и звукозаписывающую студию.

– Господин Леклер, – не удержался Михаил, – мы начинали именно так: самодельные лампы, камеры у случайных фарцовщиков, монтаж в подпольной студии под видом кружка юных техников. Теперь у нас на «Мосфильме» полноценная база: современное оборудование, павильоны, монтажная. Формально это творческое объединение «Союзэкспортфильма», неформально – наша маленькая киностудия с большими амбициями.

Жан-Пьер покачал головой с восхищением:

– Невероятно! Ваши фильмы выглядят как настоящее подпольное искусство, рождённое в недрах советского общества. Думаю, европейский зритель воспримет их с большим интересом, чем западный мейнстрим.

Михаил, внимательно осматривая студию, думал именно об этом: как хотелось бы организовать подобную роскошь в Москве и насколько эта мечта далека от советских реалий.

Они вошли в павильон, где шли съёмки. Пространство было погружено в мягкий свет, похожий на пыльное августовское солнце, придававшее сцене лёгкую нереальность. Оператор с каменным лицом следил за каждым движением актёров, тогда как ассистенты безмолвно перемещались между стойками. На старинной кровати с кованым изголовьем два актёра двигались медленно, почти хореографично. Их дыхание, слышное даже сквозь шум аппаратуры, задавало ритм происходящему. В этом не было ни вульгарности, ни спешки – только плавное напряжение и странная красота.

Михаил наблюдал за происходящим с неожиданным уважением. Актёры двигались естественно, словно проживая момент, а не играя его. Девушка с выразительными глазами изучающе смотрела на партнёра, пока её плечи едва заметно дрожали, а его рука осторожно и медленно скользила по её талии. Тихие стоны, немного преувеличенные, но не фальшивые, придавали сцене лёгкую театральность – казалось, актёры одновременно играли и искали подлинность. Это была не телесная страсть, а напряжённое притяжение, попытка сказать нечто без слов, и именно в этом крылась сила эпизода. Даже камера, казалось, дышала в унисон с ними.

– Понимаете, Михаил, – тихо проговорил Жан-Пьер, подходя сбоку, – у нас не просто порно. Мы стремимся, чтобы зритель подсматривал не за телами, а за душами. Это театр без кулис. Нам важен не сам акт, а то, как он становится возможным: микрожесты, паузы, дыхание – в этом и есть настоящая интимность. Ваши советские фильмы с их прямолинейной наивностью могут стать уникальной частью коллекции. Они не притворяются и не скрываются за искусством. Они честны, а значит – сильны.