Парагвайский вариант. Часть 1 (СИ) - Воля Олег

Сделать это индейцы не успели. Солано, не торопясь и тщательно целясь, всадил все шесть пуль из своего пепербокса. Расстояние было не больше трёх метров, и результат оказался стопроцентным. Второе неуправляемое каноэ закачалось на воде.

— Перезарядиться! Контролируйте берег! — крикнул Солано, сам занявшись зарядкой своего проторевольвера.

— Сеньор Солано! На берегу только раненые. Все сбежали.

— Хорошо. Хватай шесты и отталкивай плот. Что с мулом?

А один из мулов действительно истошно ржал и брыкался, лёжа на беговой дорожке.

— Копьё ему в бок прилетело, — огорчённо констатировал гаучо.

Солано подошёл, на ходу надевая капсюли на брандтрубки. Мул действительно был серьёзно ранен. Кровь из широкой раны заливала доски.

— Досадно, — покачал головой Солано.

Он приставил к уху мула ствол пепербокса и выстрелил. Животное дёрнулось и затихло.

— Раненые есть? — спросил он, обводя экипаж взглядом. — Доктор Тшуди, что у вас с головой?

— Чем-то попали, — ответил швейцарец, прижимая ко лбу платок. — Наверно, стрелой по касательной.

— Ах ты паскуда! — взревел вдруг Рамон и бросился куда-то на пол.

Удивлённые соратники вскоре увидели, что гаучо за ногу вытаскивает из-под беговой дорожки забившегося туда проводника.

— Убью мерзавца! — рычал гаучо, выхватывая свой нож.

— Погоди, Рамон, — остановил его Солано. — Не убивай его!

— Почему, сеньор Солано? Он же всех нас под стрелы своих дружков подставил!

— Потому что у нас теперь на одного мула меньше, — усмехнувшись, пояснил Солано. — Если ты его убьёшь, то сам будешь по этой дорожке идти целый день.

Рамон озабоченно посмотрел на мулов, потом на индейца, сплюнул, но нож убрал.

— Доплывём до Асунсьона, там и зарежу.

— Сеньор Солано, может, ещё пленных возьмём? — предложил один из кечуа, указывая на лодку, откуда торчали несколько испуганных голов.

Идея была одобрена, но осуществить её не удалось. Плот слишком медленно разворачивался, и выжившие индейцы успели догрести до берега.

Им вслед прозвучало несколько выстрелов, и добежал до зарослей только один. Искать его в лесу, разумеется, никто не собирался.

* * *

— Значит, вы, сеньор Солано Лопес? — улыбаясь, подсел к попаданцу швейцарский натуралист после того, как обработал собственную рану и забинтовал голову. — Вы преисполнены удивительными талантами для столь молодого человека. И вашей решительности можно только аплодировать. Мало какой юноша так спокойно себя чувствовал бы, убив толпу народа своими бомбами, пристрелив в упор шестерых индейцев и добив несчастного мула. Не раскроете тайну своей личности?

Солано скрипнул зубами от досады. Ну вот, чего стоило швейцарцу просто ничего не заметить? Ни оговорок экипажа, продиктованных экстремальной ситуацией. Ни хладнокровной эффективности видавшего всякое в своей жизни старого дипломата. Теперь надо выдумывать какое-то объяснение.

— Многие знания — многие печали, месье Тшуди. К чему вам всё это?

— Если бы я не искал знания, то никогда не оказался бы в этих диких землях. Любая разгаданная тайна — капля смысла в моей жизни.

— Это звучит несколько вразрез с религиозными христианскими установками. Там смыслы совершенно иные.

— Я не пастор, а учёный. Я не молюсь господу, когда грохочет гром и сверкают молнии. Ибо в этом нет смысла. Атмосферное электричество глухо к молитвам, — усмехнулся Тшуди. — Но мне кажется, вы пытаетесь мне заговорить зубы. Напрасно, сеньор Солано. Нам плыть ещё долго, и я всё равно буду биться над этой загадкой.

— Ваше упорство, конечно, делает вам честь как учёному, но может привести к проблемам. Например, я могу распорядиться, и вас посадят в эту пирогу, — Солано махнул рукой на трофейное судёнышко, — выдадут запас провизии и весло. И гребите куда хотите.

Тшуди нахмурился и даже немного отодвинулся от Солано.

— Вы не посмеете, — неуверенно произнёс он. — Это будет убийством.

— Ну, вы же сами говорили, что не видели ещё такой решимости, как у меня. Так откуда вам знать, посмею я или нет? Здесь закон джунглей, а ягуар — судья.

Тшуди встал и коротко поклонился.

— Прошу прощения за мою назойливость, мистер Дебс. Сожалею, что вызвал ваше раздражение…

— Садитесь, доктор, — перебил его Солано и похлопал рядом с собой. — Я не собираюсь вас убивать или причинять зло. В худшем случае просто высажу в первом попавшемся цивилизованном поселении. Но если вы сможете держать язык за зубами, то и этого не понадобится. Поймите меня правильно. Я не хочу, чтобы в ваших путевых записках освещались мои тайны.

— Вы совершенно правы, мистер Дебс. Каждый имеет право на личные тайны, — согласился доктор Тшуди и сел обратно.

— Меня зовут Франциско Солано Лопес, — махнул рукой на конспирацию попаданец. — Я сын Карлоса Лопеса, нынешнего правителя Парагвая. Я просто инкогнито путешествовал по андскому региону и знакомился с миром. То, что у меня такой характер, — данность. Я тут ни на что не влияю.

— Счастлив ваш отец, имея такого сына, — удивлённо покачал головой швейцарец. — Но что же я могу писать, а что нет?

— Пишите про Юджина Дебса. Потом, в своих записках, вы расстанетесь с ним в Асунсьоне и больше никогда не увидите. Если судьба сведёт нас ещё раз, то сначала постарайтесь узнать, под каким именем я вам встречусь. Возможно, я снова буду Юджином. Для вас такое условие приемлемо?

— Да. Вполне, — кивнул доктор. — Думаю, что наша встреча неизбежна. Мир образованных людей на самом деле так мал, а вас непременно жизнь приведёт в Европу. И я буду счастлив вам оказать там любую помощь.

— Очень хорошо, доктор. Но давайте сначала определимся, куда нам плыть. На нашего пленника надежды мало. А у вас, наверняка, есть компас.

— Само собой! — воскликнул Тшуди и пошёл рыться в багаже.

Солано же встал и подошёл к беговой дорожке. Там, обливаясь потом, вышагивал индеец. Его запястья были привязаны к ограде. Он не мог не идти по движущейся дорожке. И свою массу он добавлял к массе мулов, а следовательно, передавал усилие на гребные колёса.

— Жить хочешь? — спросил его по-португальски Солано.

Индеец молча посмотрел на него исподлобья.

«М-да. Пациент ушёл в себя, — подумал Солано. — Надо его как-то встряхнуть».

Через некоторое время он снова подошёл к индейцу.

— Смотри сюда, вéрми, — произнёс Солано и исполнил фокус с подменой большого пальца морковкой и протыканием его через платок острыми предметами.

Глядя, как гвозди пронзают плоть бледнолицего хозяина, индеец задёргался в своих путах. Отшатнувшись, он навалился спиной на мула, потерял остойчивость и упал на движущуюся ленту дорожки. Солано, не меняясь в лице, выдернул колюще-режущие предметы, сдёрнул платок и продемонстрировал свой палец — совершенно неуязвимый к стали.

Он рывком поднял индейца на ноги. Тот, чтобы не потерять равновесия, снова продолжил идти, глядя на Солано расширенными глазами.

— Мне не нужна твоя смерть. Мне надо переплыть болото. Если ты поможешь мне в этом, останешься живым. Будешь вести себя как животное — убью как животное. Выбор за тобой.

— Я показать! — закивал он, как попугай. — Я знать болото. Я знать река надо вам. Не надо меня мбота пира.

Последние два слова Солано не понял, но и по контексту было ясно, что испуганный индеец просит «не делать с ним ничего противоестественного».

— Так куда нам плыть, вéрми?

Индеец огляделся по сторонам, посмотрел на тень от хижины и извиняющимся тоном произнёс:

— Я сейчас не могу сказать. Я позже сказать. Но надо на юг плыть. Я вас на север завёл.

— Понятно, — нахмурился Солано и отошёл к доктору.

У того было какое-то сложное выражение лица. Более того, сложные лица были и у гаучо. А вот двое кечуа улыбались во весь рот. Они-то секрет фокуса не просто знали. Они его сами показать могли.

— Что опять не так? — устало спросил Солано доктора.