Сентябрь 1939 (СИ) - Калинин Даниил Сергеевич

— Во-вторых, финны должны предоставить нам не только плацдарм для наступления на Петербург — они также обязаны вступить в войну на нашей стороне. Пусть английский посланник постарается убедить Маннергейма… В-третьих, польское правительство должно костьми лечь, но не дать своим воякам драться в союзе с большевиками, как в Лемберге! И, наконец, в-четвертых — если хотя бы один английский или даже французский бомбер ударит по нашим промышленным объектам в Рурской области, то джентльменскому соглашению конец. Тогда я вспомню, что Англия официально объявила нам войну — и тогда немецкие подлодки начнут в Атлантике свободную охоту!

— Плеть и пряник, мой вождь, плеть и пряник… Но я уверен, что лорд Чемберлен не проявит сейчас столь преступной политической близорукости!

— Очень на то надеюсь…

Глава 11

… — Швыдче, швыдче работайте! Время дорого, времени у нас в обрез!

На самом деле ляхи не нуждаются в моих понуканиях — запасники копают на совесть, оборудуя целую сеть разветвленных траншей с отсечными ходами, укрытиями в виде «лисьих нор», запасными позициями, спешно укрепляя деревом стенки окопов. Отдельные группы роют специальные танковые капониры — там, где кроны деревьев наиболее густо смыкаются над головой; чтобы спрятать крупную боевую машину по самую башню (а БТ-7 габаритами не сильно-то уступает «тридцатьчетверке»), необходимо вырыть довольно большую яму! Да ещё и оборудовать её спуском-аппарелью…

У меня осталось меньше половины танков — из которых свыше трети получили серьёзные повреждения. У комбата Акименко и в группе Чуфарова в общей сложности уцелело всего пять танков — из четырнадцати, начавших штурм высоты. Советские конструкторы хоть и усилили броню на БТ-7, но немцы расчетливо подпускали наши машины на близкую дистанцию — и били в упор, наверняка. Сказалась и насыщенность егерей пушками — каждую высоту защищало по восемь «колотушек» и два зенитных автомата. Плюс мины и некоторое число трофейных противотанковых ружей, кои сами поляки не успели толком освоить…

Увы, атака на высоту 324 «бескровной» также не получилась. Имея в своём распоряжение по взводу танков (три машины у Кругликова и две у Михайлова), а также два пушечных бронеавтомобиля и два старых польских «Рено», ротные потеряли в атаке ещё три «бэтэшки». Один танк сгорел с целиком накрывшимся экипажем, одна машина выбыла с напрочь разбитой ходовой — в ней погиб механ, но башнер и командир машины сумели вовремя потушить «бэтэшку»…

Третьей порвали гусеницы связкой гранат, повредив ведущее колесо — а обездвиженный танк поймал болванку в сочленение башни и корпуса! После чего башня перестала поворачиваться… Экипаж машины не иначе в рубашке родился: танк не сгорел после прямого попадания — и никто не добил обездвиженную машину. Более того, застрявшую болванку после удалось выбить кувалдой — а гусеницу натянуть за счёт траков с разбитых танков.

Увы, в отсутствие рембригады, худо-бедно удалось починить ещё лишь две машины — силами самих танкистов. То есть справились там, где ремонт ограничивался натяжением гусениц… А так, в драке за вторую высоту накрылся ещё один пушечный броневик и «реношка», неизвестное число польских танкеток. Уцелевшие машины с бронедрезин с пеной у рта забрал командир «Смелого»… Зато в качестве трофеев нам перешли три противотанковых пушки. Правда, только одна с уцелевшей панорамой — но целиться наши могут и через ствол, по трассеру… За отсутствием другого оружия «безлошадным» артиллеристам сгодятся и трофейные «колотушки».

И все же большую часть машин с разбитой ходовой и неисправным мотором можно использовать в качестве неподвижных огневых точек; мы отбуксировали их в капониры. Корпус скрыли землёй — а над поверхностью теперь торчит лишь башня, для верности обешанная мешками с грунтом… Такие огневые точки с башнями от Т-26 вовсю устанавливаются на старой границе, так называемой «линии Сталина». А мешки с землёй на танке — это ноу-хау янки, они так защищали свои «Шерманы» от фаустпатронов. У немцев куммулятивных снарядов пока вроде нет (слава Богу!) — но чуется мне, что такой мешочек все равно способен чуток погасить удар бронебойной болванки калибра 37 миллиметров.

А там и осколок авиабомбы остановит…

Так вот, неподвижных огневых точек мы оборудовали пять штук — четыре пулеметно-пушечных, и одну пулеметную (ствол танкового орудия на ней повредил крупный осколок). Плюс вырыли ещё десять капониров для исправных танков, оборудовали позиции взвода трофейных немецких ПТО — а заодно и для противотанковой батареи из шести шведских «бофорсов», что я выцыганил у поляков. С учётом же того, что капониры с танками и батареи ПТО на флангах мы максимально замаскировали (чему способствует парковая зона на «Кортумовой горе»), завтра, как я надеюсь, врага встретит двадцать четыре исправных орудия! Хорошо ещё, бронебойные болванки практически не растратили — хотя осколочных гранат к танковым «сорокапяткам» кот наплакал… Но плюс трофейные мины, уложенные с северного, танкоопасного направления, плюс с десяток противотанковых ружей, переданных моим кавалеристам. Есть, чем встретить панцеры!

Если такие появятся… Но по данным польской разведки, на Львов как раз идёт восемнадцатый армейский корпус, включая вторую танковую…

Кавалеристы и танкисты мои пока отдыхают — ночь, а на рассвете выйдут на подготовленные ляхами позиции. Помимо охраны временного госпиталя (один взвод кавалеристов и пушечный БА-10) и моего КП (ещё один взвод и экипаж геройского пулеметного броневика), высоту будет защищать порядка трехсот бойцов 5-й кавдивизии. Полноценный батальон — а там, при случае, на помощь подойдёт и резерв польской пехоты… По моему настоянию Сикорский сейчас также спешно крепит оборону второй высоты — так называемого «Взгорья». В свое время немцы довольно легко захватили обе высоты — ключевые над городом! — обороняемые незначительными силами ляхов. К примеру, на нашей, 374-й, дралась лишь рота солдат и пара орудий… Серьёзное упущение Сикорского!

Но именно защиту высот я постарался максимально обеспечить. Так, «Кортумову гору» заняли мои танкисты и кавалеристы, 324-ю — две полнокровные батареи модернизированные царских «трехдюймовок», взвод зениток «Бофорс» и два батальона польской пехоты. Оставили мы ляхам также и единственную трофейную гаубицу… Оборона наша построена таким образом, что гарнизон 374-й защищает поляков от прямого вражеского штурма — а их артиллерия прикрывает подступы к нашей обороне с севера. Для чего к нам проложена телефонная связь и приставлены корректировщики… Кроме того, обученная кадровая пехота польского пограничного корпуса выступает в качестве нашего резерва.

Наконец, в самом крайнем случае, остатки моего гарнизона могут отступить к 324-й — а отступление наше прикроет огонь «Смелого»…

Раненые. Я проводил в полевой госпиталь полковника Дубянского, радуясь тому, что наши раненые так быстро получат необходимую квалифицированную помощь. Когда-то читал, что достаточно высокий процент потерь Великой Отечественной — это раненые, слишком поздно получившие необходимую медицинскую помощь… А тут госпиталь — сразу после боя!

Реальность же оказалась довольно жёсткой — я сперва просто опешил, зайдя в тускло освещенное помещение (ну как же, светомаскировка), наполненнное криками, стонами, горячечным бредом… И стойким запахом медикаментов, все одно неспособным заглушить тяжёлые запахи крови, гноя, нечистот… Есть раненые в брюшную полость; я старался не смотреть на них — а потом уткнулся взглядом в какой-то бордовый цветок на ноге одного из бойцов. Крупный такой, насыщенного мясного цвета… Подумалось на мгновение, что кто-то из поваров так неудачно выложил мясо на ужин рядом с раненым.

И только потом понял, что это мясо есть рваная рана, оставленная парой крупных осколков… Неужели человек с такой раной ещё жив — и находится в сознании⁈

Честно скажу — раньше я думал, что стоек к виду крови, больше десяти раз сдавал её в качестве донора. Но тут меня откровенно замутило. Удержал на ногах лишь острый страх, пронзивший вдруг сознание — что обо мне подумают подчинённые, если я вот так вот грохнусь в обморок⁈ Мысль вроде иррациональная — но удержала на плаву.