Гость из будущего. Том 4 (СИ) - Порошин Влад

— Спокойно, товарищи, — смущённо буркнул я в микрофон. — В паспортном столе разберутся, кто Феллини, а кто залётный гастролёр. Итак, мы продолжаем нашу концертную программу! Кавалеры приглашают дам, потому что «Любовь настала».

На этих словах я кивнул своим музыкантам.

— Первое отделение оттарабанили за 45 минут, — сказал Толя Васильев, когда, придя в гримёрку, мы все буквально рухнули в разные кресла.

На восьмой композиции «Смешной весёлый парень», на своей любимой «ша-ла-ла-ле» лично я так прыгал и по сцене, демонстрируя силовой брейк-данс, что чуть не улетел на головы танцующего народа. И теперь где-то в боку что-то неприятно покалывало, а по лицу струились самые настоящие солёные капли пота.

— 45 минут? — пожал я плечами, откупорив бутылку минералки. — Для первого раза нормально. Мы потом увеличим инструментальные проигрыши каждого хита, и будет самое то. А сегодняшний концерт добьём песнями на бис. Пусть люди тоже почувствую свою сопричастность к происходящему на сцене.

— А может увеличить количество самих песен? — хитро прищурившись, спросил Серёжа Лавровский.

— Объясняю для особо одарённых, — рыкнул я. — Сейчас задача стоит следующая — отработать концертную программу от и до, чтобы она от зубов отскакивала. Так как в перспективе на неё мы запишем диск-гигант и снимем фильм-дивертисмент. А что-то новое начнём петь тогда, когда освоим старое. Я ясно выражаюсь? — зыркнул я на нашего лихого барабанщика.

— Феллини прав, — поддержал меня Васильев. — Мы уже налажали выше крыши. Куда нам новый материал?

— Репетиция-то была всего одна, — проворчал Женя Броневицкий, который на басах дважды перепутал исполняемые композиции.

— Да, ладно, — отмахнулся Лёва Вильдавский, — в зале никто ничего не заметил. Честно говоря, я такого не ожидал: народищу уйма! Ха-ха.

— Кстати, по поводу народа, — буркнул я, жадно глотая минералку прямо из горлышка. — Где дядя Йося?

— Да вроде где-то за кулисами был, — пожал плечами Толя Васильев.

— Для такой площадки две с половиной тысячи — это предел, — сказал я, вытерев полотенцем мокрое лицо. — Это хорошо, что пока у нас всё обходится без драк, и никто не лезет на сцену. Не дай Бог, начнётся какое-нибудь нездоровое движение, случится давка, и последствия могут быть самые печальные.

На этих словах я отбросил полотенце на спинку кресла и вышел в служебный коридор, куда простые зрители не допускались. И тут же стал свидетелем того, как мой дальний родственник и директор ДК «Пищевиков» делят денежные средства, вырученные от реализации билетов.

— Мы же договорились, что 500 вам, остальное нам, — выпучив глаза, шептал дядя Йося.

— Побойтесь Бога, Иосиф Фёдорович, мы договорились на 20% от сборов, — шипел невысокий и кругленький мужчина.

— Александр Павлович, 500 рублей и ни копейкой больше, — возражал мой родственник. — И не приплетайте имя Творца всуе. У нас, кстати, атеизм и гражданин Бог отменён ещё в 17-ом году.

— Бога может быть, и отменили, но деньги ещё никто не отменял! 20% и не процентом меньше, — тут же возразил директор ДК.

— Добрый вечер, — проворчал я. — Извините, что я вам выручку мешаю делить и спорить на религиозные и философские темы. У меня вопрос намного проще — вы, сколько билетов продали?

— Это Феллини, — представил меня своему собеседнику дядя Йося.

— Я уж догадался, что не Антониони, — ухмыльнулся кругленький мужчина. — Александр Палыч Ландау, — представился он, пожав мою руку. — Вот вы нас молодой человек и рассудите. У меня квартальный план горит — это раз. На разные кружки требуется дополнительный инвентарь — это два. Премии преподавателям тоже нужно платить — три. Да у меня во дворце сотни детей выжигают, пилят лобзиком, танцуют, а ещё в шахматной секции не хватает пешек — это четыре. Поэтому 500 рублей, кхе, то есть 20% от сборов принадлежат мне.

— Логично, — улыбнулся я, представив шахматную секцию без пешек. — Сколько продано билетов?

— Почти три тысячи, — пробубнил мой родственник.

— Больше трёх, — прошипел директор ДК.

— Значит 20% — это 600 рублей, — кивнул я. — Следовательно, 600 рублей остаётся на премии преподавателям и детский инвентарь. И в следующий раз билетов продавайте на двести штук меньше. Или хотите, чтобы в давке кто-нибудь погиб?

— Перегиб вышел, не досмотрели, — недовольно пробурчал дядя Йося.

— Да-да, ошибочка произошла, — обрадовался Александр Палыч Ландау из-за того, что 20% решились в его пользу. — Кстати, сыграете здесь ещё завтра и послезавтра? Афиши я обеспечу. Знаю, что у вас завтра выступление в ДК имени 10-летия Октября. Но можно же с семи до девяти поиграть там, а с половины десятого и до половины двенадцатого здесь. Тут и ехать-то всего 5 минут.

— Такие вопросы решаются только на общем собрании ансамбля, — сказал я. — После концерта поговорим. А сейчас, извините, антракт подошёл к концу.

После первого концерта, который в целом прошёл успешно и без серьёзных эксцессов, мне совершенно не спалось. Меня всего переполняли эмоции, и как только я закрывал глаза, то тут же видел переполненный зрительный зал и слышал крики: «Браво! Молодцы! Давай ещё!». Поэтому около часа ночи я вышел на общую кухню и поставил чайник на плиту. А чтобы не прозевать, когда закипит вода, присел за стол и выложил перед собой записную книжку, где были тексты песен и ещё разные полезные киношные идеи, которые пока ждали своего воплощения.

Среди них значились: «Звёздные войны», «Назад в будущее» и фильм ужасов «Челюсти». И если с «Челюстями» всё было предельно ясно, этот с позволения сказать «шедевр» можно было легко снять за месяц следующим летом, то «Назад в будущее» мне виделся как прыжок из 1960 года в сентябрь 1941, когда началась блокада Ленинграда. А потом я планировал перелёт главного героя в 1980 год, в дни московской Олимпиады. В общем, всё это можно было интересно и увлекательно обыграть, отдав долг героизму наших отцов, дедов и прадедов.

«Это пока подождёт», — проплетал я себе под нос и, открыв страницу со списком нашего концертного репертуара, стал мысленно припоминать детали прошедшего выступления. Кое-что в нём мне не совсем понравилось. Когда из зала стали заказывать песни на бис, то никто не упомянул «Королеву красоты» и «Как провожают пароходы». Больше всех просили «Ша-ла-ла-лу», «Девчонку девчоночку» и «Если б не было тебя». И остальные композиции хоть по разу, да упомянули.

«Значит „Королева“ и „Пароходы“ зрителя зацепили меньше всего, — пробурчал я, подчеркнув эти вещи. — Возможно, эти песни многие успели послушать в исполнении дорогого товарища Хиля. И его оперный вокал для них годится куда как лучше, чем мой голос, которым я легко пою под Женю Белоусова и Юрия Антонова. Увы, перепеть Эдуарда я не смогу никогда, так уж распорядилась природа. Следовательно „Королеву“ и „Пароходы“ нужно заменить чем-то более современным. Это ведь самое начало программы, где нужен напор, встряска, энергетический и эмоциональный удар. Вопрос — только на что менять? На что?».

Я нарисовал на листе большую загогулину с такой же большой точкой. И тут откуда не возьмись прибежал чёрно-белый кот Чарли Васильевич и, запрыгнув на колени, принялся утробно урчать.

— Я же тебе полтора часа назад целую тарелку каши скормил, — хмыкнул я. — Ты давай уже как-то контролируй свои кошачьи рефлексы. Поел, три часа отдохни, перевари пищу, соберись с мыслями. У нас тут вообще-то коммунальная квартира, а не турецкий отель, который работает по системе всё включено. Встал с кровати, поел-попил, пришёл на пляж, там тоже поел-попил. Вернулся с пляжа, очень много поел и попил. Хотя кому я это рассказываю? — буркнул я, почесав котофея за ухом. — Ты, наверное, считаешь, что если человек появился на кухне, то значит, обязательно будет кашеварить? А если он что-то кашеварит, то непременно должен покормить и тебя, верно?

Задав этот скорее риторический вопрос, я взял Чарлика на руки и вернул его на пол, чтобы сосредоточиться на музыке. Однако не прошло и пары секунд, как тот снова вскарабкался на колени и заурчал громче прежнего.