Дмитрий Волкогонов - Троцкий. Книга 2

Проводя исторические аналогии и рассматривая различия между французским и советским термидором, историк ищет внутренние закономерности этого исторического процесса. "Французский термидор, начатый якобинцами левого крыла, в конце концов превратился в реакцию против якобинцев в целом. Имя террористов, монтаньяров, якобинцев стало поносным. В провинции срубали деревья свободы и попирали ногами трехцветную кокарду…" В России многое было иначе. "Тоталитарная партия включала в себя все элементы, необходимые для реакции, мобилизовывала их под официальным знаменем революции. Партия не терпела никакой конкуренции даже в борьбе со своими врагами. Борьба против троцкистов не превратилась в борьбу против большевиков, потому что партия поглотила эту борьбу целиком, поставила ей известные пределы и вела ее якобы от имени большевизма"[103].

Троцкий неоднократно возвращается к выяснению соотношения "лидеры — партия — класс — масса". Он фактически утверждает, что в этой системе баланс бывает редко. Задача лидеров — не оторваться от массы. Для решения этой задачи есть партия, рекрутируемая из пролетарского класса. Но когда удается партию заменить аппаратом, считает историк, лидер становится цезарем, а масса — бесформенным объектом для манипулирования.

Троцкий-историк чрезвычайно полемичен. Это, впрочем, традиция русских революционеров. Враги Октября у Троцкого изображены рельефно, ярко, но, как правило, уничижительно. Будь ли это Романов, Керенский или Прокопович с Авксентьевым, Троцкий одинаково щедр на краски и оттенки, чтобы силуэт на историческом фоне стал отчетливым и определенным. Нередко Троцкий в своей критике беспощаден не только к врагам, но и людям из своего лагеря. Так, прочитав статью военного теоретика Ф.Гершельмана "Возможна ли война в будущем", Троцкий решил ответить публично. Но само название статьи-ответа оскорбительно: "Глубокомысленное пустословие". Критическая часть статьи безапелляционна: "Автор начинает, как и полагается стародуму, от печки, т. е. от беспомощного в исторических вопросах схоласта Леера (кстати, одного из крупных и оригинальных военных теоретиков России начала века, автора книги "Обзор войн России от Петра Великого до наших дней", многочисленных трудов по стратегии и военной истории. — Д.В.), извлекая у него в качестве большой посылки пошлейшую банальность на счет того, что "борьба лежит в основании всего живущего". Высказывая в статье интересные мысли, Троцкий походя "изничижает" попавшегося ему под руку, то бишь перо, Гершельмана[104]. Разносная, грубая критика была стилем лидеров большевистской революции. Так критиковал Ленин, Сталин, другие вожди после революции. Они знали: так же ответить им оппоненты не могут, ибо их сразу же обвинят в контрреволюции. Чувство непогрешимости и безнаказанности приходит с бесконтрольной властью.

Иногда эта критика у Троцкого более тонка. Например, говоря о роли Мартова на II съезде Советов, Троцкий называет его "Гамлетом демократического социализма"."…Мартов делал шаг вперед, когда революция откатывала, как в июле; теперь, когда революция готовилась совершить львиный скачок, Мартов отступал. Уход правых лишил его возможности парламентского маневрирования… Он спешил покинуть съезд, чтоб оторваться от восстания"[105]. Политические оценки Троцкого всегда рельефно-определенны, но часто оскорбительны. Для нею Мартов, Суханов, Абрамович, любой другой политический оппонент — лишь один из "артистов" исторической сцены, на которой каждый играет свою роль. И он — тоже.

Говоря о вождях революции, Троцкий, естественно, очень много пишет о Ленине. Нельзя не отметить интеллектуального изящества и психологической тонкости историка в описании бесспорного вождя. Но… закрывая книгу о русской революции, начинаешь чувствовать, что культовая апологетика, против которой вроде бы выступали и Ленин и Троцкий, рождалась и благодаря усилиям последнего. Трудно поверить, что Ленин-человек обладал "исключительно" позитивными качествами. Троцкий, до революции не скупившийся на обидные эпитеты, после Октября придерживался совсем другой тональности — превосходной.

Николай Владиславович Вольский (Валентинов), близко познакомившийся с Лениным еще в 1904 году, отмечает: "Понять до конца Ленина — далеко не простая вещь. Он гораздо сложнее, противоречивее, чем это видно из биографий его хулителей, и тем более его казенных хвалителей"[106]. Может быть, отношения Троцкого с Лениным не были так близки, как писал об этом сам Троцкий, ибо он видел лидера революции только с одной стороны? Как свидетельствовал тот же Валентинов, Ленин "в течение своей жизни… был в хороших отношениях по меньшей мере с сотней лиц, но только с двумя — с Мартовым и Кржижановским — на очень короткое время был на ты"[107]. Может быть, поэтому Троцкий видел Ленина только со стороны, освещенной солнцем истории? Не думаю. Троцкий давно поставил себя рядом (хотя и чуть ниже) с Лениным. В борьбе со Сталиным это была неплохая позиция. Для следа в истории — тоже. Но Троцкий не учел, что Ленин также был достаточно честолюбив, но умел скрывать это. Он ценил в людях прежде всего способность разделять его взгляды и материализовывать их. Анжелика Балабанова, давно знавшая Ленина и бывшая в свое время одним из руководителей циммервальдского движения, а затем (в 1919 г.) секретарем Коминтерна, написала примечательные строки в своей, малоизвестной в России, книге "Впечатления о Ленине": "Ленину нужны были соучастники, а не соратники. Верность означала для него абсолютную уверенность в том, что человек выполнит все приказы, даже те, которые находятся в противоречии с человеческой совестью"[108].

Но не это главное. Троцкий не видел многих генетических пороков большевизма, ярким выразителем которых был сам Ленин. Апологетика диктатуры пролетариата, абсолютизация роли классовой борьбы, убежденность в изначальной ущербности социал-демократии и многое, многое другое, воспринимались Троцким как постулаты божественного учения. Троцкий убежден, что без Ленина Октябрьская революция не могла бы свершиться. Поэтому Ленин изображается Троцким не просто мессией, но и лицом, несущим ответственность перед историей за этот акт революционного спазма.

Мне представляется, что в своих исторических сочинениях Троцкий так высоко оценивает Ленина не только в силу реальных качеств этого революционера Поднимая Ленина до апологетических высот, Троцкий незаметно вслед за ним поднимает на исторический пьедестал и самого себя. Ведь он же был вторым человеком в революции и гражданской войне! Ну и, конечно, апологетика Ленина была средством политической, идейной борьбы Троцкого с новым лидером партии и государства. Поэтому Троцкий особенно непримирим, когда советская печать пыталась усадить Сталина рядом с Лениным.