Лилиана Булатович - Сербский генерал Младич. Судьба защитника Отечества

Она была «разноглазкой», как говорят в народе. Один глаз был у неё больше голубой, как у меня, другой — больше тёмный, как у Босы…»

Тут Ратко вспомнил, что Боса хотела со мной поближе познакомиться. Она меня уже знала по моим статьям в газетах. Он пошёл за ней.

На шкафчике перед нами стоит фотография жизнерадостной Анны. Она в кругу знакомых. Здесь и те, кто вернулся с той злополучной экскурсии из Москвы. Она и на этой фотографии в хорошем настроении, но рядом с ней сидит какой-то незнакомый седой человек… Неизвестно, кто он…

Боса ходит среди нас так, как ходит боль и как ходит гордость. Находит в себе силы дружески улыбнуться, выслушивая соболезнования. Даже выражает радость, что видит нас. Благодарит за телеграмму. Да, совсем забыла, что хотела показать мне телеграммы и письма. Кто-то приносит целую кипу. Первым Боса берёт письмо от одной семьи из Скопье, друзей, с которыми много лет дружили. Анна и их сын раньше даже были влюблены друг в друга, как говорят — встречались. Его семья плачет по Анне, которая несла в их дом красоту, восхищала блеском ума, завораживала нежной любовью, и теперь они просто не могут поверить, что нет больше их любимицы Анны.

Каждая телеграмма соболезнования как огромная слеза: друзья, бойцы, незнакомые люди, известные люди из Краины, Македонии, Швейцарии, Хиландара, Герцеговины… Удивила меня черствость одной телеграммы, подписанной рукой одного известного человека из Сербии. Полные его имя и фамилия подписаны внизу, а от текста веет какой-то бесчеловечностью. Каждое письмо, а особенно письмо скорби, отражает сущность его автора.

Она показывает мне общие фотографии. И последнюю — из Трново. И там она была с ними, своим храбрым отцом, рядом с матерью. Она стоит над ними, обнимает их. Прекрасна, как корона родителей. Отцу положила руку на самое сердце… «Сердце моё унесла» — отзывается Ратко Младич всей силой родительской души.

Потом генерал Младич должен был возвратиться к своим армейским делам. Его ждало несчастное Горажде и многие другие испытания. Но горе и отчаяние не сломили его. Он продолжал бороться вместе со своим народом и за свой народ. Всё, что потом происходило с ним или вокруг него, укрепляло моё уважение к Ратко Младичу. А ведь он такой же человек, только, может быть, немного по-другому воспитан, чем огромное большинство.

Зная его, я не удивилась, когда после сороковин я застала его ставящим автограф на такую же армейскую фуражку, какую он носит сам, для одного старого человека, живущего по другую сторону океана, одного из тех, кто помогал сербской армии и который так просил об этом подарке…

Через восемнадцать лет — опять об Анне

Когда сербский режим 26 мая 2011 г. бесстыдно выставил его на торг, продавая и предавая благороднейшие качества нашего народа, тогда «наступило чёрное время паденья», которое точнее всего описал один из лучших сербских поэтов всех времён Владислав Петкович-Дис в стихотворении «Наши дни» ещё в 1911 г.:

(Перевод Андрея Базилевского)

Но даже и такие «суверены» не смогли устоять перед огромным желанием Ратко Младича посетить могилу своей дочери, накануне «экстрадиции» генерала в Гаагский трибунал, позорнейшее создание американской администрации последних двух столетий!

А когда мы встретились за Схевенингенскими решётками он, в разгар беседы, неоднократно замолкал, глядя перед собой глазами, полными слёз. В тишине раздавался возглас: «Не покончила она с собой, Лиля… Она была частью моего бытия… Я знаю, кто убил её… И я не покончил с собой, чтобы потом не написали, что у Младичей склонность к суициду… Сердце моё унесла».

Заявление французского журналиста Бернара Волкера, сентябрь 1995 г.

Ещё в то время, когда действовало агрессивное информационное давление на международную общественность, одновременно и военные специалисты, и журналисты утверждали, что преступление на рынке Маркале поручено известным исполнителям. Сербы были всё-таки подвергнуты бомбардировке! Журналист Первого канала французского телевидения Бернар Волкер, который сразу сообщил, что «мусульманская артиллерия стреляла в свой народ, чтобы спровоцировать вмешательство Запада», только через два года после преступления на сараевском рынке выиграл судебный процесс в Париже (1996). Как сообщали мировые агентства, «суд решил, что ассоциация «Жёлтая карточка», обвинив Волкера в том, что он передал по радио непроверенную информацию, «несправедливо поставила под сомнение его честь и профкомпетентность… что нанесло ему моральный ущерб, заслуживающий компенсации».

Известие о том, что их коллега выиграл судебный процесс, французские средства массовой информации обнародовали в начале декабря 1995 г. Парижская газета «Монд» только 2 апреля 1996 г. напечатала письмо Бернарда Волкера с исправлением информации, опубликованной в декабре. Волкер напоминаеу, что два года назад, когда он передал известие о том, что мусульманский снаряд взорвался на Маркале, именно коллеги из «Монд» обвиняли его в профессиональной безответственности и требовали от него (что невероятно) открыть свои «надёжные источники», на которые он ссылался и через которые он получил сообщение ООН.

…В своём письме Волкер вспоминает об одном дополнительном аргументе, который убедительно подтверждает его информацию. Он обращает внимание на следующее высказывание Франсуа Миттерана: «Несколько дней назад господин Бутрос Бутрос-Гали сказал мне, что он уверен, что снаряд, упавший на сараевский рынок был мусульманской провокацией».

Сообщение Волкера о том, что взрыв на Маркале, 28 сентября 1995 г. вызвал снаряд, выпущенный с мусульманских позиций, канал ТФ-1 передал чуть раньше, чем за 48 часов до истечения ультиматума НАТО боснийским сербам. Цитируя сообщение СООНО, Волкер сообщил, что мусульманская армия «стреляла в свой народ»… Волкер в тот же день передал, что это сообщение доставлено генеральному секретарю ООН Б. Бутросу-Гали, который не обнародовал его из-за интересов «высокой политики»… Американская печать тогда практически обошла молчанием это сообщение, хотя национальное агентство АП передало информацию.