Ричард Овери - Сталин и Гитлер

Между тем у диктатуры все еще не было своей тайной полиции. В первые месяцы режима существовавшие до этого департаменты полиции избавились от известных политических оппонентов; многие добровольно занимались преследованием левых радикалов задолго до прихода к власти Гитлера, и они не нуждались в особом поощрении, чтобы воспользоваться более широкими полномочиями, которые им предоставляли чрезвычайные законы. Один из таких деятелей, молодой прусский детектив по имени Рудольф Дильс, предложил Герингу преобразовать Прусское управление в новую тайную полицию. 26 апреля 1933 года Тайная государственная полицейская служба [Geheime Staatpolizeiamt] была формально основана с Дильсом в качестве ее первого директора. Акроним ГПА посчитали слишком схожим с советским ГПУ. Один неадекватный чиновник предложил аббревиатуру «гестапо»; таким образом, полицейские силы стали известны как гестапо, тайная государственная полиция. 20 апреля 1934 года организация была передана в компетенцию Генриха Гиммлера, поднявшегося за год от главы отдела полиции в Баварии до руководителя полицейских сил всей Германии. Головной офис гестапо был расположен в Берлине на улице Принц Альбрехтштрассе, 8, а ее руководителем назначили брутального и честолюбивого полицейского из Баварии Генриха Мюллера. Это здание, как и здание на Лубянке в Москве, стало квинтэссенцией всей системы политических репрессий, узаконенных в 1933 году.

В первые годы режима традиционная полиция и суды продолжали играть свою роль в политических репрессиях, используя юридические инструменты, уже имевшиеся в уголовном кодексе, и борясь с преступлениями против общественного порядка и актов предательства. К началу 1935 года в стационарной государственной тюремной системе содержались 22 000 политических заключенных35. Разница между подразделениями политической полиции и остальным полицейским аппаратом состояла в том, что первые имели право задерживать и содержать подозреваемых в предварительном заключении. Это право было дано политической полиции в первый раз в качестве чрезвычайных полномочий после пожара в Рейхстаге. Оно приобрело центральное значение для практики репрессий, но требовало более тщательной формулировки, и его необходимо было периодически возобновлять. К началу июля 1933 года, по данным Министерства внутренних дел, в предварительном заключении находилось 26 789 человек; фактически же это означало, что людей содержали в концентрационных лагерях без права на рассмотрение их дел в суде. Со стороны общественности и чиновников постоянно звучали жалобы на явные злоупотребления, которые влечет за собой такая система. В 1933 году большая часть временных лагерей была закрыта. В апреле 1934 года министр Вильгельм Фрик, нацистский юрист, которому полиция все еще продолжала подчиняться, по крайней мере в теории, опубликовал четкое руководство по «предупредительным заключениям». И хотя теперь несчастные заключенные имели право быть информированными письменно в течение 24 часов о причинах их задержания, никаких ограничений не было предусмотрено в отношении их ареста, поскольку они продолжали, по мнению властей, представлять собой «угрозу общественной безопасности и порядку»36.

Оценку характера и степени этой угрозы оставили почти полностью на усмотрение полицейских властей.

На протяжении всего периода диктатуры приоритетное право арестовывать сохраняло за собой гестапо. Общеизвестный образ людей в черных униформах СС, символизировавший государственный террор, заслонил истинное положение вещей, состоявшее в том, что аресты, расследования и депортации были функцией подразделений политической полиции, а не СС. Вместе с тем устоявшийся образ гестапо во многом соответствует истине. Его следователи имели обыкновение приезжать к намеченным жертвам рано утром (обычно парами), стучали в дверь и вежливо приглашали подозреваемых пройти с ними в полицейский участок. Когда мюнхенского редактора, а позже основателя «Picture Post» Стефана Лорана арестовали в марте 1933 года, его отвели в редакцию его газеты, где двое полицейских проводили обыск в поисках доказательств. Когда Лоран спросил их, что они ищут, полицейские вдруг осознали, что не имеют об этом понятия, и тут же позвонили своему инспектору, который приказал им искать «карикатуры, которые могли бы поставить правительство в унизительное положение». Затем задержанного отвели в тюрьму, обыскали, сняли отпечатки пальцев, сфотографировали анфас, в профиль и с шляпой на голове и в конце концов бросили в тесную общую камеру. В ходе обыска в редакции была найдена открытка, присланная ему другом, находившимся с визитом в Советском Союзе, который, ни о чем не подозревая, подписал на открытке: «Я читаю Маркса и Энгельса». Лорана обвинили в «большевистских интригах» и оставили в заключении; через несколько недель была арестована и его жена, ее поместили в женское крыло тюрьмы. После семи месяцев заключения его, без какого-либо судебного разбирательства, депортировали в Венгрию, откуда он был родом37.

Политическая полиция было мало чем ограничена в своей деятельности даже тогда, когда она действовала настолько некомпетентно, как это было в случае с задержанием Лорана. Партийные органы стали играть все более важную роль в аппарате безопасности, потеснив официальную полицию и действующее законодательство. Лорану довелось стать свидетелем того, как громил из СА пропускали в политические тюрьмы, где они забивали заключенных до потери сознания. В отличие от советской системы, где НКВД в период наивысшего расцвета государственных репрессий полностью контролировал Управление Государственной безопасности, министр внутренних дел Германии обнаружил, что его министерство шаг за шагом отстраняется от какого-либо действенного руководства аппаратом безопасности. В феврале 1936 года был согласован новый закон о гестапо, который полностью выводил тайную полицию из-под административного и юридического контроля, а законы закрепляли за ним право решать, кто являлся политическим преступником и что является политическим преступлением38. Четыре месяца спустя Гитлер согласился на полную реорганизацию служб безопасности под руководством Гиммлера.

17 июня 1936 года Гиммлер был официально назначен рейхсфюрером СС и главой германской полиции. Это новое звание недвусмысленно указывало на слияние партийных интересов с интересами служб безопасности. У Гиммлера теперь появилась возможность построить в высшей степени централизованную общенациональную систему полицейской власти. Под его руководством оказались обычная полиция, возглавляемая Куртом Далеге, одним из высших офицеров СС; криминальная полиция и тайная государственная полиция (которые 26 июня были объединены в новое подразделение «полиции безопасности» [Sicherheistpolizei] под руководством заместителя Гиммлера в СС Рейнхарда Гейдриха; и концентрационные лагеря, переданные в марте того же года под руководство СС. Гейдрих при этом продолжал оставаться директором собственной службы безопасности партии [Sicherheitsdienst], первостепенной задачей которой был контроль за общественным мнением и выявление потенциальных сил сопротивления как вне, так и внутри партии.