Ирина Кнорринг - Золотые миры.Избранное

Есть в жизни час, простой и яркий,
Когда заколет руки дрожь,
И взгляд затравленной собаки
Ты молча в угол отведёшь.

Тогда захочешь как-то разом
Всё пережить, испепелить.
И горло перехватит спазма
И медленно начнёт душить.

Ты будешь робкими глазами
Смотреть на лампу, на огонь,
Впиваясь острыми ногтями
В похолодевшую ладонь.

И вдруг поймёшь в оцепененье,
Что в жизни пусто и темно,
И что в душе одним мгновеньем
Всё лучшее пережито.

Ты скажешь: «Больше жить не надо,
Ужасна горечь пустоты».
И вниз опущенного взгляда
До ночи не поднимешь ты.

На всём лежит оцепененье
И тишина.
Передо мной бегут две тени,
А не одна.

Иду пустынным переулком
Вдоль спящих дач.
Лишь слышится в молчанье гулком
Далёкий плач.

Каких-то мыслей тёмный слиток
Лежит во мне.
И колокольчики калиток
Звенят во тьме.

Над головой смеётся Вега —
Кошачий глаз.
Над синеватым, рыхлым снегом
Чуть светит газ.

А там туман, как привиденье,
Растёт в глуши.
И в нём опять сошлись две тени
Моей души.

Дням прошедшим не завидуй,
Всё равно прошли.
Мы измаяны обидой
Неба и земли.

Старых песен ты не слушай —
В них тоска веков.
Тихий вечер тронул душу
Мутью облаков.

Ждём мы тихо, ждём мы долго,
Прежде и теперь.
Если ты не веришь в Бога,
В выдумку поверь.

Начинай, как новый подвиг,
Каждый новый день.
Слов о силе и свободе
Не ищи теперь.

В мире старом, в мире скучном
Новых истин нет.
Ты пойми — не будет лучше
Через много лет.

Клубится дым у печки круглой,
Кипит на керосинке чай.
Смотрю вокруг глазами куклы —
Ты этих глаз не замечай!

Всё так же ветер в парке стонет,
Всё та же ночь со всех сторон.
А на стене, на красном фоне —
Верблюд, и бедуин, и слон.

Ведь всё равно, какой печалью
Душа прибита глубоко.
Я чашки приготовлю к чаю,
Достану хлеб и молоко.

И мельком в зеркале увижу,
Как платье синее мелькнёт,
Как взгляд рассеян и принижен
И нервно перекошен рот.

Я говорю о долгих ожиданьях
Несуществующих, но светлых дней,
О тёмных переулках без названья
И о неровном свете фонарей.

Я говорю о жизни нерасцветшей,
Но безнадёжной и уже пустой,
О том, как невесёлый ветер хлещет
И брызжет дождь за тонкою стеной.

Я говорю о тёмной, белой даче,
Где у порога стережёт тоска,
О судорогах, когда в бессильном плаче
Сжимается бессильная рука.

Проходят дни, ползут года пустые,
Мы снова ждём, и долго будем ждать.
И далека холодная Россия —
От нас давно отрекшаяся мать.

Я помню,
Как в ночь летели звёздные огни,
Как в ночь летели сдавленные стоны,
И путали оснеженные дни
Тревожные сцепления вагонов.
Как страшен был заплёванный вокзал,
И целый день визжали паровозы,
И взрослый страх беспомощно качал
Мои ещё младенческие грёзы
Под шум колёс.

Я помню,
Как отражались яркие огни
В зеркальной глади тёмного канала,
Как в душных трюмах увядали дни,
И как луна кровавая вставала
За тёмным силуэтом корабля.
Как становились вечностью минуты,
А в них одно желание: «Земля!»,
Последнее — от бака и до юта —
Земля, но чья?

Я помню,
Как билось пламя восковых свечей
У алтаря в холодном каземате,
И кровь в висках стучала горячей
В тот страшный год позора и проклятья,
Как дикий ветер в плаче изнемог,
И на дворе рыдали звуки горна,
И расплывались линии дорог
В холодной мгле, бесформенной и чёрной,
И падал дождь…

Отговорил, отскандалил,
Остановил колесо.
Ушёл в бестелесные дали
Раскольник из древних лесов.

И минуты в тревожной смене
Стали темны и страшны,
Когда закачался вдоль голой стены
В страшной петле Сергей Есенин

Вы видели меня всегда такой —
Весёлой и непринуждённой,
С насмешливой улыбкой, а порой —
Усталой и немного сонной.

Вы часто слышали мой громкий смех
В сыром тумане Сен-Жермена,
Вы знали про меня, что я из тех,
Которым море по колено.

И вы меня не видели, когда,
Кусая губы, пальцы я ломала,
Когда боялась и не понимала…
И вот о том, как в ночь идут года —
Со мной не говорите никогда.

Пусть хлынет дождь, и капли застучат
По мутным стёклам запотевших окон.
Пусть станет мглистым огненный закат
В отчаянье огромном и широком.

Пусть навсегда исчезнет яркий свет
И крыши дач, и ветер на панели.
Зачем вся жизнь, когда уж силы нет
Считать пустые, тихие недели.