Пьер Клостерман - Большое шоу. Вторая мировая глазами французского летчика

С этими низкими облаками, непрерывно сеющим мокрым снегом мало шансов для полетов. Брр… Я пропустил рюмочку. В бараке полная тишина. Усевшись в креслах, все летчики спали. Я воспользовался случаем и просмотрел книгу приказов и распоряжений, радиосообщения и отчеты о последлих боях, прикрепленные на двери.

Хронометражист вновь бесшумно наполнил печь. Сырые дрова испускали зловонный желтый дым. Я встал и пошел спать.

Меня разбудило шумное прибытие остальных летчиков во главе с командиром эскадрильи Фейрбенксом. Взглянул на часы — уже 8.15.

Фейрбенкс, американец, который присоединился к нам в 1941 году, был высоким, светловолосым, исключительно приятным парнем с тонкими, словно у девушки, чертами лица, задумчивыми голубыми глазами. Я встал и представился. Он искренне и твердо пожал мне руку. Он был летчиком-асом, чью грудь украшала DFC и орденская планка. Он сбил 14 немецких самолетов, из них 12 в прошлом месяце, включая два реактивных «Мессершмита-262».

Он угостил меня сигаретой, мы выпили чашку чая. Я сообщил ему последние сведения и вручил отчет метеорологической службы, который не требовал комментариев. Мы сели и долго разговаривали. Как обычно, обнаружили массу общих друзей.

Тактические приемы Фейрбенкса были очень интересными и требовали большой выдержки. Как жаль, что здесь не было Жака! Это было бы прямо по его части. Вообще-то говоря, это была особая техника Фейрбенкса.

Наиболее часто посещаемый немецкий аэродром был в Рейне, где базировалось огромное число истребителей. Дорога от Фолькеля до Рейна занимала восемьдесят минут благодаря колоссальной скорости «темпеста». Поэтому Фейрбенкс привык летать туда раз в день около 5 часов вечера с отделением их четырех самолетов, а иногда только из двух. Когда он оказывался по соседству с Рейном, держался прямо под основанием облака — в это время года на высоте 3000 футов, — и на облет аэродрома уходило четверть часа. Время от времени, несмотря на угрозу обстрела зенитной артиллерии, которая была особенно многочисленной и осторожной именно там, он пикировал до уровня земли, садился на взлетно-посадочную полосу на несколько секунд, затем быстро поднимался назад к облакам. Эти несколько секунд он использовал для осмотра вражеского аэродрома в круговом полете. Ему почти всегда удавалось установить контакт со звеном «мессершмитов» или «фокке-вульфов», которых он немедленно сломя голову атаковал, используя фактор неожиданности. Обычно он сбивал один самолет и уходил под облачный покров. Чтобы быть объективным, необходимо сказать, что эта тактика помогала ему набрать значительный личный счет. Но он часто терял своих вторых пилотов.

— Если погода немного прояснится, этим вечером сделаю рейс к Рейну. Если тебе хочется посмотреть, как я действую, все, что тебе придется делать, это отправиться с моим отделением в качестве резерва, и ты все поймешь. Я должен снова набить руку; после семидневного отсутствия немного теряешь навык.

В тот день небо было очень опасным. Мы безуспешно искали составы в районе Бремена. Фейрбенкс возглавлял отделение из шести «темпестов» — я был вторым номером, Моссингс — третьим, Инглис — четвертым, Спеис — пятым и Дэнни — шестым. До начала нашего построения я сказал, что отделение неровное: три молодых неопытных летчика — это слишком много. Мы все же атаковали поезд на сортировочной станции. Нас встретила многочисленная и точная артиллерия. Спенс был поражен в левое крыло, у него было лишь время выбросить свой пылающий дополнительный бак. Фейрбенкс пикировал довольно круто, и мне было сложно следовать за ним; 40-дюймовые снаряды, которые я рассеивал по всему движению локомотива, не могли его полностью разбить. Я снова стремительно поднялся в облака, повсюду выпуская трассирующие снаряды; было очевидно, что мои нервы больше не могли выносить зенитную артиллерию. Фейрбенкс затем повел нас зигзагом в течение десяти минут до Оснабрюка. Оставив надежду найти еще один поезд, он взял курс 260° и провел нас снова над Руром. Дневной большой рейд выполняли 200 «Ланкастеров». Существовала большая вероятность встретить в том районе несколько «Мессершмитов-109».

Небо было все еще довольно плохим. Образовался тонкий полупрозрачный слой облаков размером 10/10 на высоте 10 000 футов и ниже смесь маленьких кучевых облаков, между которыми мы прокладывали наш путь. В таком месте вы не видите ничего, но вас видят все. Руководство вызывало нас:

— Алло, Талбот ведущий! Канари, пожалуйста!

— Алло, Кенвей, Талбот ведущий отвечает, Канари появится через десять секунд.

«Канари» было кодовым названием специального секретного аппарата, которым были снабжены «темпесты». Он посылал определенный радиолокационный сигнал, который обладал свойством увеличивать радиолокационное эхо, в связи с чем изменялся цвет в катодных трубках, что позволяло начальнику ПВО района со значительно большей точностью, чем по приборам, отличить конкретное войсковое соединение от нескольких других на переполненном экране.

— Алло, Тал бот ведущий, Кенвей на связи. Вокруг немцы, возвращающиеся с Рура. Пока не могу дать ничего определенного!

Я отпустил защелку предохранителя и проверил мои отражающие прицелы. Дьявол! Лампочка перегорела. Я лихорадочно снял перчатки, нащупал маленький реечный бомбодержатель, где были прикреплены запасные лампочки, и открутил основание прицела.

— Будь настороже, так как немцы спускаются в три часа!

Я тихо выругался и посмотрел вверх, пора позаботиться о 30 «фокке-вульфах», выполняющих полубочку перед пикированием менее чем в 6000 футов надо мной и пикирующих на нас. Инстинктивно я бросил возиться с прицелами и повернул, чтобы атаковать вместе с другими пятью самолетами. Основание моего прицела, болтающееся на конце электрического провода, зацепило мне лицо, перчатки упали под сиденье, и 30-миллиметровый снаряд ударил мне в правое крыло, изрешетив мой фюзеляж. Плохое начало!

«Длинноносый» «фокке-вульф» практически коснулся меня и прошел подо мной, выполнив полубочку.

Все, казалось, произошло довольно нелепо.

— Прощайте, парни, я сбил его.

Это был несчастный голос Спенса — его «темнеет» вошел в штопор, чихая маслом и пламенем. Бедняга Спенс, он так гордился своим новорожденным младенцем.

Сейчас дела действительно начали скверно пахнуть. «Фокке-вульфы» ловко разделились на группы по 5 или 6, пристроились к каждому из нас. Без орудийного прицела я вслепую и безуспешно стрелял во фрица, который на какое-то мгновение возник передо мной. Я был обезоружен и уже не мог принимать участия в шоу. Предупредил Фейрбенкса, он не ответил, и я решил двигаться сам. Мой двигатель начинал тревожно накаляться.