Борис Садовской - Морозные узоры: Стихотворения и письма

Какая в сердце радость,
Когда восходит май
И пенит жизни сладость
Неисчерпаемой!

Щебечущего мая
Живые голоса
Крылатый звон качают,
Несут его в леса.

Я забываю горе,
Когда плывет ко мне
Зари багровой море,
Когда закат в огне.

Ещё в небесном царстве рано,
Не пел петух у входа в рай.
Едва выходит из тумана
Христовой ризы алый край.

У розовеющего луга
Очнувшись, души молча ждут.
Супруга узнаёт супруга,
И дети хоровод ведут.

Зарёю счастия объяты,
Предсмертный забывая страх,
Глядят туда, где встал Крылатый
С пылающим мечом в руках.

Испортил ты себе загробную карьеру,
Пронзивши пулею свой женственный висок.
И бедная душа, утратившая веру,
Найдет в родном краю лишь камни да песок.

Просторы серые пустыни бесконечной,
Неумолимые, застывшие в тоске,
Откроют пред тобой весь ужас жизни вечной,
И не утихнет боль в простреленном виске.

Оклеена бумагой голубою,
Вот комната! фарфоровые луны,
Прозрачные, дрожат над пустотою.
Закрой таза: от них лучи как струны.

Струится музыка игрой воздушной.
Хочу спросить: кто создал музыканта?
– Молчи, не смей! – кричит старик тщедушный
И в пыльном зеркале я вижу Канта.

Того, кто, обезумевши от слёз,
Удар смертельный над собой занёс,
Мой голос беспощадный успокоит:
Ни счастию не веря, ни любви,
Я говорю несчастному: живи,
Живи лишь потому, что жить не стоит.

Кобчик трепещет над синим оврагом.
На гору всадник взбирается шагом.

Белая хата, из камня ограда.
С гор зашумело веселое стадо.

Всадник склоненную видит головку
Тихо с плеча он снимает винтовку.

Выстрел и облако белого дыма.
Кобчик не небе стоит недвижимо.

В тебе слились два лика. Первый лик –
Дней пушкинских. Аи, чубук и тахта,
Гвардейский строй, дуэли, гауптвахта
И Германна полубезумный вскрик.

Второй твой лик: в нем оживает шляхта,
Разгул войны, мазурок переклик,
Охота, сейм. И всё сгорает в миг,
Встречая взор самоубийцы Крафта.

Ночь белая болезненно бледна.
Вот юный Достоевский у окна,
Пред ним в слезах Некрасов, Григорович.

Всё это пролетает надо мной
В часы, когда беседую с тобой,
Когда со мной сидишь ты, Комарович.

Шлемы, щиты, алебарды,
Острые крестики пик.
В струны ударили барды.
Весел державный старик.

Красные, черные крестики.
В утреннем небе светло.
Плачет валет о невесте,
Облокотись на седло.

В окна несется упрямо
Рев исступленного рога.
Скорбная молится дама,
Стынут пажи у порога.

Рыцари едут попарно.
Вот загремели мосты.
Хлынул поток лучезарный
На золотые кресты.

Стою один на башне у окна.
Тысячелетняя разбита рама.
Лазоревая стелется волна,
Морской туман нежнее фимиама.

Над ней волокна мягких облаков
Расходятся и тают на просторе.
Вот женщина из сказочных краев,
Вот юноши в воинственном уборе.

Вот белый лебедь шею изогнул
И полетел с непобедимым кликом.
Зубчатый замок в небе утонул.
Опять туман и снова лик за ликом.

Вот крадется пятнистый леопард…
Прочь, призраки! О, где ты, день вчерашний?
И дует мне в лицо холодный март,
И страшно одному на ветхой башне.

Уже с утра я смерть за чашкой чаю,
Как гостью постоянную, встречаю.

Я с ней беседую за самоваром,
Гляжу на блюдечко с душистым паром.

Взгрустнется мне – и гостья успокоит,
Укажет книгу и тетрадь раскроет.

А вечером, лишь чай нальется свежий,
Вновь те же думы и беседы те же.

<Вот кончилась тревога ожиданья,
Я говорю: до завтра, до свиданья.>

— Я, дедушка, хочу покою.
— Ну, что ж, сынок: ищи, найдёшь.

Ступай дорожкою лесною,
А там лугами повернёшь.

Бреду по россыпи песчаной,
Кругом тяжёлых ёлок строй,
За ними светлые поляны,
Где птицы тешатся игрой.

Бегут олени к водопою.
Последний поворот, и вот:
Открылась к вечному покою
Безбрежная, передо мною
Бесстрастная равнина вод.