Дмитрий Шестаков - Упрямый классик. Собрание стихотворений(1889–1934)

Куда ты шел, отшедший брат,
И где твой путь влачится дольный
В борьбе бесчисленных утрат,
Неотвратимый и безвольный?
Прости и помни про меня,
Пока бреду я без дороги,
В пыли безжизненного дня,
В бреду безволья и тревоги.

Во всем свету забор, и мирен
Соседа дремлющего двор,
И так высок, и так эфирен
Ночного полога шатер.
Всё ясно. Тайная забота
Просторов легких не мрачит,
И всю-то ночь бессонный кто-то
Обитель мира сторожит.

Ты – моя греза осенняя,
Призрачный мир под луной,
Тонкая боль примирения
Перед последней зарей.
Ты – моя скрипка вечерняя,
Смутно влекущая вдаль,
Ты – и прощальные терния,
И золотая печаль…

Хорошо, когда под вечер
Нам часок удастся быть
И про всё, что сердцу любо,
По душе поговорить.
Я люблю очистить сердце
Тайной сказок и чудес,
И над нами наклонится
Невидимкой темный лес.
А потом какие ночи,
И в ночах какие сны,
И глаза у звезд какою
Детской сказкою полны.

Как хорошо, когда не надо
Душе скитаний и борьбы,
И сердцу вольному отрада
Стезе последовать судьбы,
Там дремлют призрачные ели,
Как схимницы при входе в скит,
И меж стволов к незримой цели
Дорога праздная сквозит.

Нет ничего, что мне не мило,
И всё мне мило, что живет:
И луч прощального светила,
И вечер у равнины вод;
И сердца кроткое смиренье,
И парусов безмолвный ряд,
И тишина, и усыпленье,
И погасающий закат.

Как широко звучат и тают
Ночные длинные часы,
И Парки вечные сжимают
Над ними вечные весы,
Чтобы, когда уж нечем верить,
И рада б боль без утра спать, —
Измерить раз и вновь измерить
И разом с болью жизнь прервать.

Еще как сон первоначальный,
Твой образ веет предо мной,
Как призрак средь тумана дальный,
Уже прелестный, хоть немой.
Готов прибавить иль убавить
Одну воздушную черту,
Чтобы нетронутой оставить
В виденьи беглом красоту.

Виденья сна, немые тени,
И всё же жаждущие жить
И на безмолвные ступени
Стопой воздушною ступить.
Виденья сна, ночные миги,
Дохнуть готовые теплом,
Вы – недочитанные книги
О чем-то близком и родном.

Слабеют гаснущие силы,
А день так ярок и могуч.
На колыбели и могилы
Струится щедро ровный луч.
Судьбу безропотно приемлю,
Но никому не разгадать,
Как больно снам ложиться в землю,
Как горько песне замирать.

Увы, как жутко наше время:
Все чувства сердца гасит страх,
И подлой жизни злое бремя
Легло на старческих плечах.
И настоящее бездушно,
И в предстоящем чуть светло,
И на могилы равнодушно
Мы смотрим в тусклое стекло.
Мертво поруганное слово,
К свободе заметен и след,
И в прошлом ничего святого,
Ни приснопамятного нет.

Я шел один, я шел далеко.
Земля проснулась ото сна,
И всею роскошью востока
Дышала юная весна.
Звучали окрики оркестра,
В кустах спевалися ручьи,
И точно мертвому маэстро
Концерт кончали соловьи.
Мне хорошо, мне жутко было,
И вспомнил я в тот беглый миг,
Как ты цвела, как ты любила
В тех кущах средь певцов ночных.

Хорошо в родном уголке.
Золотая зыбь на реке.
Голубая глубь вся ясна.
Далеко лесная стена.
Широта – и края ей нет.
Всех тревог погаснул и след.
Песнь и сны в живом ветерке.
Хорошо в моем уголке…

Хоть зноен день, но всё туманна
В вуаль задернутая даль,
И так легка и бездыханна
Аллей старинная печаль.
Как яркий сон, минует лето,
Слабее свет и красота,
И для усталого поэта
Прости-прощай его мечта.

Но нет милей моей концовки:
Она стройна, она тиха,
Но в ней звенит и смех плутовки,
И вздох счастливого греха.
И в час, как тускло в шторки окон
Заглянут искры в камельке,
Как сон скользнет тот хрупкий локон
По распалившейся щеке.

Немного нас в живых осталось,
Немного дней осталось жить;
Так поклянемся ж эту малость
Стократной жизнью напоить.
И точно в редкостную чашу
Влить крови пламенный рубин, —
Не обронить бы в старость нашу
Миг вожделенный ни один.