Марианна Колосова - Вспомнить, нельзя забыть

Складка горечи возле сжатых губ…
Неужели цель не намечена?
Заострите глаз, отточите зуб!
И сказать мне вам больше нечего…
Если сын сидит где-то в Вологде,
Если брат убит в Петропавловске —
Надо чаще думать о вороге —
Не по кроткому, по ангельски,
Надо думать думу заветную,
А по мудрому, по змеиному,
Свою месть обдумать ответную.
И не ветра стон — это стон души…
Затерялось солнце за тучами…
В яме каменной на полет аршин
Соловецкий великомученик.
То не брат ли твой и не сын ли там?
Не отец ли твой задыхается?
Головою бьет по сырым камням,
За клочки соломы цепляется…
Над страдальцами Соловецкими,
Над Нарымскими заточенными,
Над слезами невинными детскими
Издеваются «вохры» с «чонами».
Море — волнами, небо — тучами…
А восток — кровавыми зорями…
Чью-то мать во Пскове замучали…
А сестру в чека… опозорили!
Губы сжатые. Сердце молотом.
Слово черное, да зловещее…
Если сердце твое расколото,
Втисни ненависть эту в трещину.
Не по ельникам, по осинникам,
Не в кубышечку, не в коробочку —
Ветерок сберет по полтиннику
На патрончики, на винтовочку!
За ложбинками, за пригорками
Проползет лихой потихонечку…
По патрончику! (очи зоркие!) —
За старушку-мать, за сестреночку!
По патрончику — за слезиночку!
И за каждого из замученных.
По патрончику — за кровиночку!
Из винтовочек — пули тучами!
Так чего еще спрашивать?
Неужели цель не намечена?
Или с этими… Или с нашими!
И сказать мне вам больше нечего.

Неба край закат чуть-чуть озолотил…
Неужели нет на Родину пути?

Я на рельсы прямо грудью упаду,
И шепну им: «хоть по шпалам, но уйду!»

Телеграфные столбы о чем поют?
Только слово уловила я: «убью у-т!»

Ветер волосы развеял, распушил.
Никого… ах, неужели ни души?

Неужели даже некому сказать?
Только ненависть прищурила глаза…

Я о главном умолчу, ведь не поймут
Надо к берегу… но берег этот крут!

Надо к берегу, но как к нему подплыть?
Уцепиться бы за соломинку, за нить!

Все соломинки теченьем унесло,
Все ниточки оборваны веслом…

Чья-то огненная лодка проплыла,
Мы остались здесь у Белого Стола.

На столе на том покойники лежат.
Кто от пули, кто и просто от ножа…

Капли крови, как гвоздики на полу…
Низко кланяюсь я Белому Столу.

Но живые долго плакать не должны,
Им живые и дороги суждены!

Неужели, неужели не найти,
Нам, изгнанникам, на Родину пути?
……………………………………………………………………………..
Есть такое слово крепкое «хочу!»
Оно родственно и пуле и мечу.

Есть такое слово грозное «Борьба!»
В этом слове эмигрантская судьба.

Я утром выйду на крыльцо
И встречу новый день без страха.
Увижу смуглое лицо
Под партизанскою папахой.

В моих мечтах те дни горят!
Пусть будет сердце беспечальным…
Уйдет в тайгу лихой отряд,
А впереди его… Начальник!

Твоя дорога нелегка.
Ты будешь огражден судьбою.
Благословляю взмах клинка,
В твоей руке, зовущей к бою!

Быть может, в боевом пылу
Под резкий стрекот пулемета,
Ты вспомнишь, что в глухом тылу —
Твоей души есть близкий кто-то…

О подвигах поют века…
В борьбе за Русь, Господь с тобою!
Благословляю взмах клинка,
В твоей руке, зовущей к бою!

Перешел через границу…
Он среди врагов,
Смотрит им спокойно в лица,
Ко всему готов.

Впереди конец фатальный,
Отступленья нет.
Свято должен нелегальный
Выполнить обет!

Брови сдвинуты угрюмо,
Бледный лоб упрям.
И ведут ночные думы
Счет опасным дням.

Он погибнет? Ну и что же?
Цепи не порвать…
Много их! Помилуй, Боже!
Рыцарскую рать!

Нынче не взошли мои посевы,
Завтра буду проще и сильней.
Только многим чужды перепевы
Динамитной лирики моей…

Злая гарь порохового дыма
Мне милее аромата роз!
Вот поэтому проходят мимо,
Мимо мною вспаханных полос.

Ждут освобожденья миллионы
Русских угнетаемых людей!
Вот о чем стальные перезвоны
Динамитной лирики моей…

Там родного мучают в Нарыме,
Близкого пытают в Соловках…
Днем и ночью мыслями я с ними,
Разделяю их тоску и страх.

Кольцами серебряной кольчуги
Спаяны стремленья наших дней.
Я не изменю моей подруге —
Динамитной лирике моей!

Сижу, облокотясь на шаткий стол,
И слушаю рассказ неторопливый:
Про Петропавловск, про Тобол…
И чудятся разметанные гривы
Во тьме несущихся коней.
Я вижу берег синей Ангары,
Где рыцарскою кровью Адмирала
На склоне каменной горы —
Россия отреченье начертала
От прошлых незабвенных дней.
Потом глухие улицы Читы…
И в мареве кровавого тумана
Сверкают золотом погоны и кресты
У офицеров ставки Атамана.
И смерть с серебряной косой…
На волнах дней кипели гребни пены!
А вот они, Даурские Казармы,
Где за намек малейший на измену —
Расстреливали по приказу Командарма!
Чужим оказывался свой…
Владивосток… Но ослабели крылья,
И рушилась, пошатываясь, крепость…
У моря грань надрыва и бессилья…
И стала исторической нелепость!
И был убийственный откат.
И дальше слезные и бледные страницы:
Гензан… Гирин… Сумбурность Харбина.
Молчащие измученные лица.
Спокойствия! Забвения! Вина!
Возврата больше нет назад…
И проблесками в мрачной эпопее —
Упорство, жертвенность и героизм.
О них я рассказать здесь не успею.
Тебе, водитель сильных, Фанатизм,
Нужны нечеловеческие песни!
Прошли года
И чувствуем мы снова:
Близка эпоха крови и борьбы.
Из труб герольдов огненное слово!
Приказ Ее Величества Судьбы —
И Родина великая воскреснет!