Николай I - Мое самодержавное правление

Сколь ни положительны сии Акты, сколь ни ясно в них представляется отречение Его Высочества непоколебимым и невозвратным, Мы признали, однако же, чувствам Нашим и самому положению дела сходственным, приостановиться возвещением оных, доколе не будет получено окончательное изъявление воли Его Высочества на присягу, Нами и всем Государством принесенную.

Ныне, получив и сие окончательное изъявление непоколебимой и невозвратной Его Высочества воли, возвещаем о том всенародно, прилагая при сем: 1) грамоту Его Императорского Высочества Цесаревича и великого князя Константина Павловича к покойному Государю Императору Александру Первому; 2) ответную грамоту Его Императорского Величества; 3) манифест покойного Государя Императора, отречение Его Высочества утверждающий и Нас Наследником признающий; 4) письмо Его Высочества к Государыне Императрице, любезнейшей родительнице Нашей; 5) грамоту Его Высочества к Нам.

В последствие всех сих Актов и по коренному закону Империи о порядке наследия, с сердцем, исполненным благоговения и покорности к неисповедимым судьбам промысла Нас ведущего, вступая на прародительский Наш престол Всероссийской империи и на нераздельные с ним престолы царства Польского и Великого княжества Финляндского повелеваем: 1) присягу в верности подданства учинить Нам и Наследнику Нашему Его Императорскому Высочеству великому князю Александру Николаевичу, любезнейшему сыну Нашему; 2) Время вступления Нашего на престол считать с 19 ноября 1825 года.

Наконец Мы призываем всех Наших верных подданных соединить с Нами теплые мольбы их ко Всевышнему, да ниспошлет Нам силы к понесению бремени, Святым Промыслом Его на Нас возложенного; да укрепит благие намерения Наши: жить единственно для любезного Отечества, следовать примеру оплакиваемого Нами Государя; да будет царствование Наше только продолжением царствования Его, и да исполнится все, чего для блага России желал тот, коего священная намять будет питать в Нас и ревность и надежду стяжать благословение Божие и любовь народов Наших. Дан в царствующем граде Санкт-Петербурге, в двунадесятый день декабря месяца в 1825-е лето от Рождества Христова, Царствования же Нашего в первое.

На подлинном подписано собственною Его Императорского Величества рукою тако:

НИКОЛАЙВысочайшее повеление о цене за могилы[130]

Его сиятельству господину обер-прокурору Святейшего синода князю Петру Сергеевичу Мещерскому.

Милостивый государь мой, князь Петр Сергеевич! Государь Император, усмотрев из представленного гофмаршалом Нарышкиным отчета в употребленных на погребение тела покойной камер-фрейлины Их Императорских Величеств графини Протасовой издержках, что в Александро-Невскую лавру заплачено 8000 рублей по поданному вперед еще от ризничного иеромонаха Рафаила счету, Высочайше отозваться соизволил, что сумму таковую находит чрезмерною и выходящею из всякого приличия; притом Его Величество видит в столь огромном на монастырь сборе за исправление необходимых духовных треб – вовсе не соответствующий лицам священного и монашеского сана поступок, предосудительный для христианства вообще, ибо из сего выходит как бы некоторый торг.

По уважению таковых причин, Его Императорское Величество указать соизволил, чтобы за места для погребения в Александро-Невской лавре принимаемо было в уплату, если в самой церкви, то не более 1000 руб., а вне оной, на кладбище, – не более 200 руб. (ассигн.).

О таковой высокомонаршей воле, к должному оной от кого следует исполнению, сообщая чрез сие вам, милостивый государь мой, с совершенным почтением

князь Александр Голицын.Читано государю императору в Царском Селе 31 мая 1826 года.Манифест 13 июля 1826 года[131]Божиею милостию МЫ, НИКОЛАЙ ПЕРВЫЙ, ИМПЕРАТОР и САМОДЕРЖЕЦ ВСЕРОССИЙСКИЙ, и прочая, и прочая, и прочая.

Верховный уголовный суд, Манифестом 1 июня сего года составленный для суждения Государственных преступников, совершил вверенное ему дело. Приговоры его, на силе законов основанные, смягчив, сколько долг правосудия и Государственная безопасность дозволяли, обращены Нами к надлежащему исполнению и изданы во всеобщее известие.

Таким образом, дело, которое Мы всегда считали делом всей России, окончено; преступники восприяли достойную их казнь; Отечество очищено от следствий заразы, столько лет среди его таившейся.

Обращая последний взор на сии горестные происшествия, обязанностию Себе вменяем: на том самом месте, где в первый раз, тому ровно семь месяцев, среди мгновенного мятежа, явилась пред Нами тайна зла долголетнего, совершить последний долг воспоминания, как жертву очистительную за кровь русскую, за веру, Царя и Отечество, на сем самом месте пролитую, и вместе с тем принести Всевышнему торжественную мольбу благодарения.

Мы зрели благотворную Его десницу, как она расторгла завесу, указала зло, помогла Нам истребить его собственным его оружием – туча мятежа взошла как бы для того, чтобы потушить умыслы бунта.

Не в свойствах, не во нравах русских был сей умысел. Составленный горстию извергов, он заразил ближайшее их сообщество, сердца развратные и мечтательность дерзновенную; но в десять лет злонамеренных усилий не проник, не мог проникнуть далее. Сердце России для него было и всегда будет неприступно.

Не, посрамится имя русское изменою престолу и Отечеству. Напротив, Мы видели при сем самом случае новые опыты приверженности; видели, как отцы не щадили преступных детей своих, родственники отвергали и приводили к суду подозреваемых; видели все состояния соединившимися в одной мысли, в одном желании: суда и казни преступникам.

Но усилия злонамеренных, хотя и в тесных пределах заключенные, тем не менее были деятельны. Язва была глубока и по самой сокровенности ее опасна. Мысль, что главным ее предметом, первою целию умыслов была жизнь Александра Благословенного, поражала вместе ужасом, омерзением и прискорбием. Другие соображения тревожили и утомляли внимание: надлежало в самых необходимых изысканиях, по крайней возможности, щадить, не коснуться, не оскорбить напрасным подозрением невинность. Тот же промысел, коему благоугодно было при самом начале царствования Нашего, среди бесчисленных забот и попечений, поставить Нас на сем пути скорбном и многотрудном, дал Нам крепость и силу совершить его.

Следственная комиссия в течение пяти месяцев неусыпных трудов деятельностию, разборчивостию, беспристрастием, мерами кроткого убеждения привела самых ожесточенных к смягчению, возбудила их совесть, обратила к добровольному и чистосердечному признанию. Верховный уголовный суд, объяв дело во всем пространстве государственной его важности, отличив со тщанием все его виды и постепенности, положил оному конец законный.