Николай Рубцов - Последняя осень. Стихотворения, письма, воспоминания современников
ЧИТАТЬ КНИГУ ОФЛАЙН в приложении ios/android
Истекало время его увольнения, и катер был готов отвалить от причала, и надо было прощаться. Мы обнялись.
— Ну будь!
— Будь!..
Он все стоял на палубе и размахивал бескозыркой, пока не скрылся катер из виду.
4
Через какое-то время я написал ему в Ленинград, собственно, не совсем даже в Ленинград — во Всеволжский район, на Невскую Дубровку, на улицу Первой пятилетки. То есть по адресу, который он и оставил.
Ответ пришел не скоро. Николай писал, что и мое письмо получил не сразу, «поскольку с прежнего места жительства… давно перебрался в Ленинград». Поздравлял меня, с началом семейной жизни (его выражение) и по этому случаю даже непритязательные стишки сочинил:
Пусть в дальнем
домике твоем
Никто ни с кем не лается.
Пусть только счастье
входит в дом
И все, что пожелается.
Рассказывал о том, как ему живется (а жилось ему, судя по всему, не очень-то сладко). Интересовался делами в литобъединении, судьбой своих стихов. Жаловался на скудный гонорар из нашей газеты. Кланялся знакомым.
«Вообще, — писал, — живется как-то одиноко, без волнения, без особых радостей, без особого горя. Старею понемножку, так и не решив, для чего же живу. Хочется кому-то чего-то доказать, а что доказывать и кому доказывать — не знаю. А вот мне сама жизнь давненько уже доказала необходимость иметь большую цель, к которой надо стремиться» (подчеркнуто мной. — B.C.).
Вроде и бодрым был тон в письме, а зябко мне стало, неприкаянно, когда раскрыл я его и прочитал. Будто воочию всю неустроенность, все одиночество Колино увидел. Пошел к секретарю редакции — выяснить, почему уволенному в запас североморцу такие скудные гонорары платят. И понимал: гонораром, даже самым высоким, тут не много поможешь.
То письмо было отправлено из Ленинграда 2 июля 1960 года. А еще через два года стоял я у дверей общежития на московской улице имени Добролюбова. Был поздний август, сумерки — тот хороший теплый час, когда и через силу не усидишь в стенах дома. Тем паче свежим воздухом подышать хотелось, потому что через день или два начинался для меня второй курс учебы в Литературном институте.
К общежитию подходили двое. И что-то в походке невысокого, одетого в белую рубашку с короткими рукавами парня показалось мне странно знакомым.
— Скажите, — окликнул он, — где тут…
И в ту же минуту лицо его дрогнуло, изменилось. И, наверно, изменилось мое лицо.
Такой неожиданно радостной была наша встреча.
— Колька, Колька, — укорил я, — зачем же ты усы-то сбрил?
— А-а, усы… — махнул он рукой. — Тут вон на голове волос совсем, считай, не осталось. Очень я это переживаю…
МЫ БУДЕМ СВОБОДНЫ, КАК ПТИЦЫ…
На родине
Загородил мою дорогу
Грузовика широкий зад.
И я подумал: слава Богу, —
Село не то, что год назад!
Теперь в полях везде машины.
И не видать худых кобыл.
Один лишь древний дух крушины
Все так же горек, как и был.
Да, я подумал: «Слава Богу!»
Но Бог-то тут при чем опять?
Уж нам пора бы понемногу
От мистицизма отвыкать.
Давно в гробу цари и боги!
И дело в том — наверняка —
Что с треском нынче демагоги
Летят из Главков и ЦэКа!
На реке
Реки не видел сроду
Дружок мой городской.
Он смотрит в нашу воду
С любовью и тоской!
Вода тепло струится,
Над ней томится бор.
Я плаваю, как птица,
А друг мой — как топор…
Праздник в поселке
Сколько водки выпито!
Сколько стекол выбито!
Сколько средств закошено!
Сколько женщин брошено!
Где-то дети плакали…
Где-то финки звякали…
Эх, сивуха сивая!..
Жизнь была… красивая!
«Да будет тот счастливый вечер…»
Да будет тот счастливый вечер,
Когда за праздничным столом
Ты будешь водкой обеспечен
С большим семейным пирогом.
И вновь, забытым чувствам внемля,
Сквозь поздравлений громкий шквал
Ты вспомни пасмурную землю,
Сплошь состоящую из скал.
Как волны грохали за бортом,
И, над ведром разинув пасть,
Бранился ты на воздух спертый,
На сногсшибательную трясь.
Все-все припомни для начала,
И, над столом поднявшись в рост,
Провозгласи, в руке с бокалом,
За тех, кто в море, — первый тост!
«Меня звала моя природа…»
Меня звала моя природа.
Но вот однажды у пруда
Могучий вид маслозавода
Явился образом труда!
Там за подводою подвода
Во двор ввозила молоко,
И шум и свет маслозавода
Работу славил широко!
Как жизнь полна у бригадира!
У всех, кто трудится, полна,
У всех, кого встречают с миром
С работы дети и жена!
Я долго слушал шум завода —
И понял вдруг, что счастье тут:
Россия, дети, и природа,
И кропотливый сельский труд!..
Старый конь
Я долго ехал волоком.
И долго лес ночной
Все слушал медный колокол,
Звеневший под дугой.
Звени, звени легонечко,
Мой колокол, трезвонь!
Шагай, шагай тихонечко,
Мой бедный старый конь!
Хоть волки есть на волоке
И волок тот полог,
Едва он сани к Вологде
По волоку волок…
Звени, звени легонечко,
Мой колокол, трезвонь,
Шагай, шагай тихонечко,
Мой добрый старый конь!
И вдруг заржал он молодо,
Гордясь без похвалы,
Когда увидел Вологду
Сквозь заволоку мглы…
На перевозе
Паром.
Паромщик.
Перевоз.
И я с тетрадкой и с пером.
Не то что паром паровоз —
Нас парой вёсел
вез паром.
Я рос на этих берегах!
И пусть паром — не паровоз,
Как паровоз на всех парах,
Меня он
в детство
перевез.
«Я забыл…»