Владимир Джунковский - Воспоминания (1865–1904)

В Париже я успел осмотреть почти все музеи, Notre Dame,[468] побывал даже в морге, где при мне было три покойника, затем в 5 часов утра посетил «Halles centrales» и «Marché des fleurs».[469] Последний меня поразил своей красотой – громадная площадь, вся покрытая цветами; красных, белых роз и других на длинных стеблях было такое множество, что не верилось глазам. Я купил за несколько франков огромный пучок чудных роз, за которые мне в Москве пришлось бы заплатить рублей 20. А какие гвоздики были, просто прелесть! Познакомился я и с ночной жизнью Парижа, со всеми ночными кафе шантанами, но они на меня произвели резко отрицательное впечатление.

Из театров я посещал главным образом «Comedie françouse»[470] и помню сейчас две пьесы, которые я видел: «Le deputé de Bombignac» и «Le Martyre».[471] Последняя пьеса была сыграна великолепно при поразительной обстановке, но последний акт проведен был до того реально, что с трудом можно было смотреть; на сцене распинали христианина, который был загримирован Спасителем, причем даже некоторые слова, которые он произносил, умирая на кресте, были взяты из Евангелия. Жутко было ужасно. Несколько дней после этого я не мог отделаться от тяжелого чувства.

Время в Париже прошло быстро. В начале июня кончался срок моего отпуска, и надо было думать о возвращении в Москву. Жаль было покидать Париж. Я проехал прямо в Петербург, в Царское Село к сестре, с которой провел еще несколько дней, и уже после проехал в Москву, куда приехал накануне возвращения великого князя из заграницы. Их высочества ездили на месяц в Италию. Встреча моя с их высочествами была радостная, в Ильинское переехали не сразу, несколько дней их высочества оставались в Москве, да и погода была неважная, в городе было вполне терпимо.

Переехали в Ильинское 14-го июня, и жизнь наша потекла как обычно. В конце июня я получил тревожные вести о бедном Михалкове, которого я был опекуном. Он жил все время в своем имении Назарьеве в 15-ти верстах от Ильинского, и в его психическом состоянии произошло значительное ухудшение, он впал в полубессознательное состояние, бредовые идеи сменялись одна за другой, его нельзя было ни минуты оставить без наблюдения. Пришлось пригласить специального врача, назначить беспрерывное дежурство. Я стал ездить к нему через день, к счастью, у меня был велосипед, что было большим удобством, я не был ни с чем связан, и поездка отнимала у меня минимум времени.

Обыкновенно я выезжал из Ильинского часов в 8 утра, не торопясь доезжал до Назарьева к 9-ти часам и поспевал обратно к завтраку к часу дня. Ко мне, к счастью, Михалков продолжал относиться хорошо, радушно всегда встречал меня, узнавая даже во время приступов оцепенения.

В это же время великая княгиня начала рисовать мой портрет пастелью. В те дни, когда я к Михалкову не ездил, я позировал по утрам, в другие дни перед дневным чаем. Великая княгиня замечательно быстро рисовала, так что мне не пришлось много позировать. Насколько я припоминаю, кажется, недели через две портрет был готов, сходство было схвачено поразительно. Этот портрет в дубовой раме великая княгиня подарила мне, и он по сие время, когда я пишу эти строки, висит у моей сестры в комнате.

5-го июля праздновали день именин великого князя Сергея Александровича. К этому дню приехал в Ильинское великий князь Михаил Николаевич, приезду которого мы, лица свиты, очень обрадовались, так как с нами он всегда был необыкновенно ласков и своим общительным характером вносил много оживления. Я подарил Сергею Александровичу иллюстрированное художественное издание Сабанеева «Рыбы России», так как великий князь очень увлекался рыбной ловлей.

На другой день именин великого князя их высочества и мы все были в Архангельском, это был день именин Юсупова, по инициативе которого в этот день устраивалась всегда ярмарка. Юсупов приглашал к этому дню торговцев со всех окрестностей, которые съезжались очень охотно, зная, что не будут в убытке. Мы и приехали прямо на ярмарку, их высочества накупили там массу всевозможных вещей, хозяйственных принадлежностей, мануфактуры, игрушек. Торговля шла бойко, так как съехались все окрестные помещики, а все, что осталось на виду, было куплено Юсуповым. Из этих вещей была устроена беспроигрышная лотерея для всей прислуги, служащих и крестьян села Архангельского. После ярмарки у Юсуповых пили чай, после обеда вернулись в Ильинское.

8-го июля уехал великий князь Михаил Николаевич и другие гости и некоторые из лиц свиты. Ильинское опустело, остались только их высочества, Степанов, Екатерина Адольфовна Шнейдер и я. Время проводили тихо, по большей части каждый в своем углу, я воспользовался такой тишиной и часами просиживал в библиотеке за чтением. Михалкову стало лучше, удалось пригласить к нему хорошего врача, и я стал поэтому к нему ездить гораздо реже. Но среди этой тишины произошел с великой княгиней несчастный случай, могший окончиться весьма трагически. В один из дней великая княгиня ездила по своим благотворительным делам в Москву и возвращалась обратно на Одинцово, куда выслано было ландо, запряженное четверкой. Приходилось проезжать через Подушкино[472] – имение баронессы Мейендорф, по первому браку Веригиной. При въезде и выезде в это имение были поднимающиеся шлагбаумы с цепями для их опускания. У шлагбаума при выезде цепь была недостаточно натянута, проезд был узкий, и пристяжная головой задела за цепь, которая моментально потянула шлагбаум книзу. Ямщик, конечно, сразу остановил лошадей, но шлагбаум все же успел опуститься и, скользнув слегка по лицу, задев и оцарапав нос, ударил великую княгиню в грудь. Это был один момент. Испуг был конечно страшный, к счастью, обошлось все благополучно, великая княгиня прохворала несколько дней, грудь была только ушиблена, и она скоро оправилась, царапины на носу и лице сгладились, последствий от ушиба не было никаких. Баронесса Мейендорф была в отчаянии, шлагбаумы были тотчас же переделаны, вместо поднимавшихся устроены были отодвигающиеся.

14-го июля в Ильинское вернулся Гадон, а 15-го его и меня – двух именинников – чествовали. Их высочества были трогательно любезны. Великий князь подарил мне чудный велосипед самой последней конструкции «великан», а княгиня – золотые запонки с лунным камнем. Я был в восторге от велосипеда, он оказался таким легким на ходу, что я на нем совершенно не уставал. Вечером в помещении библиотеки в честь нас, именинников, был ужин, было очень оживленно, весело, в два часа ночи перед библиотекой сожжен был фейерверк. Великая княгиня нарисовала каждому из нас меню пастелью, у меня в виде орнамента были подсолнухи, очень эффектно и красиво нарисованные, меню было в красивой рамке, это была целая картина.