Иван Павлов - И.П.Павлов PRO ET CONTRA

Силламяги — дача, где в течение последних десятков лет проводил свой летний отдых Иван Петрович, там процветала игра в городки. В Колтушах же во двор, где мы играли, выходи ла конюшня, куда, прерывая нашу игру, часто водили лошадей. Отсюда — ипподром. В последующем, в одну из наших поездок в Колтуши, К. М. Быков, поправляя выцветшую надпись, пере именовал ипподром в стадион. В таком виде и сохранилась эта историческая дощечка, в течение многих лет висевшая на двери комнаты, в которой остановился Иван Петрович при своем пер вом посещении Колтуш.

Проведя три дня на свежем воздухе, несколько раз искупав шись в озере, развлекшись и отдохнув, мы вернулись домой. Иван Петрович остался доволен своей поездкой. Колтуши ему понравились и сделались впоследствии местом его летнего отды ха. Уже в эту поездку Иван Петрович задавал вопрос, не устро ить ли здесь, в деревне, загородную лабораторию, что с помощью правительства вскоре и было осуществлено. А затем маленькая лаборатория превратилась в мощный институт по изучению высшей нервной деятельности животных.

<1956>

О посещении И.П. Павловав 1926 год

Когда я вошел в дом — я понял, что это царство собак — со бачьи запахи и голоса доносились отовсюду… Я назвал себя, и обо мне доложили… Я вошел в кабинет Ивана Петровича. Сразу узнал его: хороший рост, поджарист, белая лопатой борода, вы сокий лоб, большая лысина, нос клювом, пронизывающие гла за — все приметы типично павловские. Он быстро, поюношески быстро, встал и, сделав шага три мне навстречу, протянул руку. Мы поздоровались… Я почувствовал его пожатие. Я подал ему письма от профессора А. В. Леонтовича 1.

«Садитесь», — сказал он мне и указал на стул сбоку. Я побла годарил и сел. Павлов стал читать письмо. Кабинет Ивана Петро вича Павлова был небольшим: два стола, шкаф с книгами и на стене — большой, писанный маслом портрет принца А. П. Оль денбургского в военном сюртуке с генераладъютантским аксель бантом с императорской короной сверху. Это в 1926мто году, в Ленинграде… Портрет был выразительный и привлек мое вни мание, Павлов поверх очков посмотрел на меня, ничего не ска зал. Я перестал смотреть на портрет.

Иван Петрович снял очки, положил их на стол и минуту ду мал.

«Рад был получить письмо от Александра Васильевича. Че ловек он милейший и талантливый. Да вот о себе он ничего не пишет. Как он живздоров?» — «Да здоров, много работает…» — ответил я. «Рад за него, очень рад. Когда вернетесь в Москву — передайте от меня поклон и скажите ему, что Павлов не разде ляет его работы у Дурова 2 . Никакой зоопсихологии не существу ет. Это все выдумки, это — несерьезно. До меня Сеченов, а те перь я более четверти века борюсь за истинную физиологию, без всякой психологии, а Леонтович, человек большого исследова тельского дара, работает у Дурова по зоопсихологии. Обидел 464 А. Л. ЧИЖЕВСКИЙ меня Александр Васильевич, весьма обидел. Так ему и скажи те».

Я увидел, что попал в неприятное положение, и хотел было начать рассказывать Ивану Петровичу, что привело нас, меня с А. В. Леонтовичем, к работе в зоопсихологической лаборатории, как Павлов снова заговорил: «По первой просьбе Александра Васильевича — отказ, категорический отказ. Это насчет поддер жания командировки известного вам ученого за границу. Нечего ездить по заграницам. Ученые, да еще талантливые — как пи шет Леонтович — нам, т.е. России, нужны. А вторую просьбу — показать мою лабораторию — выполню, и с удовольствием, сам вам все покажу и расскажу».

С необычайной живостью Иван Петрович встал и направился к двери, пригласив меня выйти первым. Я немного задержался и хотел уступить ему дорогу, но Павлов взял меня за локоть и подтолкнул. «Вы, молодой человек, наш гость и будете выходить и входить первым…»

Это было приказом, и я уже больше не задерживался у две рей. Начался обход всех основных лабораторий. Во всех лабора ториях на больших столах стояли деревянные станки, в стан ках — собаки, по большей части овчарки, но были и других пород. Всюду пахло псиной. Издалека доносился жалкий слабый вой, видимо из операционной, гдето скулил щенок. Иван Пет рович оказался любезнейшим и предупредительным хозяином, он, можно сказать, у каждой установки читал мне лекцию, и не только читал, но иногда проверял мои знания.

«Ах да, напомните мне, как это явление трактует Шерринг тон?» 3 — Услышав от меня верный ответ, Иван Петрович вос кликнул: «Совершенно верно! Но в этомто я с ним не согласен!.. Легко понять, почему правда на моей стороне. Вот взгляните на эту запись». — Табличка состояла из двух колонок: время в ми нутах и число капель слюны.

В следующей лаборатории ставился опыт, по поводу которо го Иван Петрович упомянул о Кенноне и поинтересовался моим знанием трудов его американского коллеги. Так как мой ответ понравился Ивану Петровичу, он сказал: «Вы биофизик, так вас рекомендует Леонтович, а так подробно знакомы с физиологи ческой литературой. Это хорошо, очень хорошо». — «Биофизик должен владеть не только физиологией в полном объеме, но еще и многим другим». — «Ну, это почти невозможно», — возразил в сердцах Павлов. «Приходится», — спокойно ответил я.

С особым удовольствием Иван Петрович показывал мне свое детище — «Башню молчания» и всю ее остроумную телемехани О посещении И. П. Павлова в 1926 году 465 ку. Двойная дверь (как в банковских сейфах) с тамбуром вела в изолированные от внешних звуков и света помещения для подо пытных животных — абсолютно темное и абсолютно тихое по мещение. Однако там могли раздаваться различные звуки и вспыхивать различные света, но только по воле эксперимента тора. Число же вытекающих из слюнной железы капель регули ровалось автоматически.

В одной из лабораторий Иван Петрович Павлов познакомил меня со своим верным помощником — профессором Купаловым.

В учении Ивана Петровича Павлова меня всегда поражали два явления. Необычайный примитивизм эксперимента и возмож ность именно с помощью этого примитивизма увидеть насквозь всю бездну человеческой психики и установить основные прин ципы ее работы. С одной стороны — такоето число капель слю ны за такоето число минут, а с другой — краеугольные камни физиологии высшей нервной деятельности. Аналог Павлову в физикохимии — Фарадей, обосновавший электродинамику с помощью кусочка железа, проволоки и магнита. Оба, конечно, — гении без всяких оговорок, проникшие в природу вещей с помо щью подетски наивных способов. В этом — их величие и бес смертие.

И вот сейчас этот знаменитый великан науки быстрыми ша гами обходит со мной лаборатории и любезнейшим образом рас сказывает о своих экспериментах. Тут — все его, это его дом, его идеи, его опыты, его людипомощники, тщательнейшим образом подсчитывающие число капель собачьей слюны, словом — вся его вотчина, его дело.