Франсуа Керсоди - Герман Геринг: Второй человек Третьего рейха

Как и многие другие генералы, Паулюс, вызванный в ставку под Винницей, получил нагоняй от фюрера. Вернувшись 13 сентября в Сталинград, он начал «решительное» наступление с целью подавить сопротивление советских войск на западном берегу Волги. Шестая армия имела подавляющее численное превосходство над защитниками города: в наступлении принимали участие одиннадцать дивизий, в том числе три танковых. Ее наступление поддерживали с юга передовые дивизии 4-й танковой армии Гота, а также бомбардировщики и пикирующие бомбардировщики «Штука» из состава 4-го воздушного флота. Немцам противостояли всего семь стрелковых дивизий неполного состава и две уже довольно потрепанные танковые бригады, которыми командовали генералы Чуйков и Еременко. Русские были прижаты к Волге, так что исход сражения ни у кого в «Вервольфе» не вызывал сомнений, но при этом по крайней мере три фактора были против вермахта. Во-первых, немцы избрали тактику асфальтового катка: они последовательно уничтожали квартал за кварталом, настойчиво стремясь продвинуться на восток и выйти на берег Волги в разных местах. Во-вторых, вермахт недооценил оборонительные возможности советских солдат, которые упорно удерживали центр города, заминировав все подступы к Волге, превратив каждый разрушенный дом в крепость и сконцентрировав мощный артиллерийский кулак на берегах реки. И в-третьих, армия Паулюса плохо взаимодействовала с люфтваффе, которое упорно продолжало бомбить развалины, стараясь помочь пехоте, вместо того чтобы наносить удары по советским пушкам, сосредоточенным на обоих берегах Волги, и по плавучим средствам, которые постоянно переправлялись через реку, подвозя подкрепления.

Некоторые генералы прекрасно все это понимали, но люфтваффе Геринга яростно отстаивало свою независимость, и не могло быть и речи о том, чтобы оно подчинялось «чужим» приказам. Начальник Генерального штаба немецкой авиации генерал Ешоннек мог бы, конечно, отдать соответствующий приказ командующему 4-м воздушным флотом, но только после того, как проинформировал бы об этом Геринга. А рейхсмаршал, желавший прежде всего угодить Гитлеру, считал, что лишь две задачи могут быть поставлены авиации: тактическая поддержка сухопутных войск и массированные бомбардировки городов с целью подавления воли противника к сопротивлению. И поэтому ничто не менялось, а бои постепенно затихали: к середине октября немцам удалось захватить три четверти Сталинграда и окружить с трех сторон его защитников на узкой полоске берега Волги. Но при этом им так и не удалось выбить русских солдат из развалин трех крупных военных заводов и элеватора из-за плотного огня советской артиллерии и постоянных атак отрядов пехоты, которые просачивались в немецкие тылы. А тем временем в Генеральный штаб люфтваффе начали поступать тревожные донесения: разведка ОКХ засекла передвижения войск противника в районе города Серафимович в 160 километрах к северо-западу от Сталинграда. Рейхскомиссары в свою очередь сообщали о возросшей активности партизанских отрядов на путях снабжения вермахта. Штаб беспокоила уязвимость протянувшегося вдоль Дона северного фланга группы армий «Б», который прикрывали плохо оснащенные венгерские, итальянские и румынские части. Генерал Цейцлер спросил у Гитлера, не следовало ли прекратить уличные бои в Сталинграде и высвободить войска для прикрытия путей снабжения группы армий «А», попавшей в трудное положение на Кавказе. А разведывательные эскадрильи люфтваффе, сообщившие о крупном скоплении советских войск севернее излучины Дона[455], сделали даже фотоснимки тысяч самолетов, стоящих на аэродромах позади линии фронта. Однако генерал Йозеф (Беппо) Шмидт, начальник ведавшего разведкой 5-го отдела Генштаба люфтваффе, поспешил принизить важность собранных разведданных…

И все потому, что ему были известны слабости Германа Геринга, который, следуя примеру своего властелина, продолжал игнорировать неблагоприятные сообщения. Впрочем, рейхсмаршала по-прежнему мало беспокоил ход боевых действий на Восточном фронте. В конце концов, у него ведь были более важные дела – например, вопросы снабжения сырьем промышленности, которым уполномоченный по выполнению четырехлетнего плана рейхскомиссар Геринг уделял время в ходе редких посещений Берлина. Главной же его заботой оставался Каринхалл: поездкам туда он посвящал львиную долю своего рабочего времени в связи с новыми планами расширения имения, его меблировкой, украшением и накапливанием произведений искусства – однако его уже начала беспокоить безопасность. Еще в начале войны Геринг распорядился соорудить второй подземный бункер «для личных нужд» площадью 60 квадратных метров под западным фасадом поперечного корпуса и оборудовать его вентиляционными колодцами и запасным выходом на берег озера Гроссдёльнер. Он также приказал разместить вокруг имения девять батарей зенитных 88-миллиметровых пушек с бункерами, прожекторами и наблюдательными вышками высотой от 18 до 22 метров. Легко воспламеняющаяся солома на крышах всех построек была заменена черепицей уже в начале 1942 года, а все наружные стены и крыши были затянуты гигантскими маскировочными сетями. Считая, что всего этого недостаточно, рейхсмаршал велел соорудить в 7 километрах севернее точную копию Каринхалла из дерева, холста и металла, чтобы ввести в заблуждение летчиков союзной авиации! А поскольку безопасность поистине не имеет цены, вдоль дороги от Каринхалла на Берлин через каждые 65 километров были сооружены бетонные укрытия…

Все это ясно говорит, насколько сомневался в исходе войны этот человек, который публично демонстрировал непоколебимую уверенность в победе… Кстати, в то время случилось событие, показавшее, как первый фанфарон рейха держится в кругу близких. «Во время пролета вражеских самолетов над Каринхаллом осенью 1942 года, – вспоминал Томас фон Канцов, – мы спустились в убежище, которое Герман распорядился соорудить под домом. Там были Эмма и сестра Германа Ольга. Она поступила на службу в люфтваффе санитаркой и только что вернулась из России. Ее рассказы об ужасной русской зиме потрясли нас. Герман, казалось, был очень этим угнетен. Эмма, всегда выглядевшая самой веселой и самой оптимистичной, вдруг произнесла: “Знаете, что я сделаю, когда мы выиграем войну?” Но этого нам так и не удалось узнать, потому что Герман ее оборвал. Понизив голос, чтобы не услышали слуги, находившиеся в соседней комнате, он проговорил: “Ты не понимаешь, что мы эту войну не выиграем? Она уже проиграна, но фюрер не желает это признавать”. Тетю Ольгу его слова шокировали, а Эмма разрыдалась. Он тут же бросился к ней, потому что не любил ее огорчать. Взяв ее за руки, он зарыдал вместе с ней».