Аркадий Мильчин - Человек книги. Записки главного редактора

«Мастер и Маргарита» – одна из книг, которая заставляет всерьез задуматься над природой художественного издания писателя и возможных путях отражения его своеобразия в искусстве иллюстрации (с. 235).

Почему же этот текст был признан руководителем Госкомиздата СССР идейно-порочным? Он сам ответил на это в своем докладе: потому, что Михаил Булгаков был антисоветски настроенным писателем, а значит, всякая похвала его произведений (а в тексте Ляхова она звучала вполне отчетливо) не отвечает интересам партии и должна быть осуждена, а действия издательства, которое похвалу пропустило, могут быть объяснены только его идейной нетребовательностью.

И этой позиции Стукалин держался твердо. Когда Андрей Дмитриевич Гончаров, заведовавший кафедрой в Московском полиграфическом институте и тесно связанный с Госкомиздатом в качестве одного из самых авторитетных членов жюри конкурса искусства книги (он, кажется, даже был его председателем), вместе с В.Н. Ляховым, тоже членом того же жюри, пошли к нему и попытались отговорить от нападок на издательство и книгу (поскольку решение актива готовится загодя, об этих нападках стало известно заранее), они потерпели неудачу. Идейная неполноценность работников «Книги» была заклеймена. Думаю, что позднее Б.И. Стукалину было не очень приятно вспоминать этот эпизод преследования Булгакова, признанного, по одному из опросов, лучшим русским писателем нашего столетия.

Еще один частный эпизод, демонстрирующий стиль госкомиздатовского руководства.

И.И. Чхиквишвили, бывший завсектором издательств Отдела пропаганды ЦК КПСС, стал первым заместителем председателя Госкомиздата СССР. Мне пришлось с ним общаться всего один раз и только по телефону. Осадок от этого общения остался неприятный.

С.В. Михалков очень хотел, чтобы мы выпустили сборник его басен в виде миниатюрной книги. Басни сами по себе очень подходили для такого издания. Но мы не могли сразу удовлетворить желание Михалкова, так как выпускали издания художественной литературы только в связи с юбилейными датами; ведь художественная литература не входила в профиль нашего издательства. Сегодня все это выглядит глупо, но тогда это была реалия издательской жизни.

Не получая согласия, С.В. Михалков пожаловался Чхиквишвили. Тот снял трубку и позвонил мне (вероятно, директора не было на месте, иначе он не снизошел бы до уровня главного редактора такого издательства, как «Книга»). Он представился и спросил, почему мы не принимаем заявку Михалкова. Я попытался объяснить так, как это написано выше, но он не стал слушать мой лепет, перебил меня и сказал, чтобы мы приняли к изданию сборник, а затем с явной угрозой в голосе прибавил, что он не привык повторять свои распоряжения.

Вот такое общение. Грубый, не терпящий возражений тон был весьма неприятен, но таков был стиль партийных боссов и после перехода на государственную службу.

Этот этап, этап безусловного расцвета и больших успехов, связан с приходом на место ушедшего на пенсию Телепина нового директора, Владимира Федоровича Кравченко.

В самом начале 1977 года заместитель председателя Госкомиздата СССР В. Сластененко представил издательству «Книга» нового директора – Владимира Федоровича Кравченко. Почему это представление было поручено именно Сластененко, который курировал в Комитете книжную торговлю, могу только догадываться (возможно потому, что он хорошо знал брата В.Ф. Кравченко, работника Госплана СССР, и был знаком с самим Владимиром Федоровичем).

Я не сразу, но все же понял, что лицо Владимира Федоровича мне знакомо и что я его уже видел. Мы познакомились с ним года за два до его прихода в «Книгу» в Кишиневе, куда я ездил для чтения лекции на республиканском семинаре (или конференции) по повышению квалификации молдавских работников отрасли. Он даже встречал меня у подножки вагона, был суетлив и подчеркнуто любезен. Тогда, конечно, ни он, ни я не подозревали, что нам придется встретиться совсем в других ролях: он станет моим начальником, а я – его подчиненным.

В Кишинев он, выпускник редакционно-издательского отделения факультета журналистики МГУ, поехал по собственному желанию, хотя ему, по его словам, предлагали место в редакции журнала «Вопросы литературы», где он проходил преддипломную практику. Но Кравченко выбрал Кишинев по семейным обстоятельствам (кажется, в Молдавии обосновались его родители). В Кишиневе он поначалу стал редактором в редакции художественной литературы главного издательства республики «Картя молдовеняскэ» (возможно, как все такие выпускники, освоив предварительно первую редакционную ступеньку – работу младшего редактора). Человек деятельный, энергичный, творческий (креативный, как сказали бы теперь), он через несколько лет стал заведующим редакцией художественной литературы. Затем он приглянулся Академии наук Молдавии и был назначен директором республиканского академического издательства «Штиинца». Но по истечении некоторого времени вошел в конфликт с главным редактором издательства, молдаванкой. Это немудрено при его вспыльчивом, не терпящим возражений характере. В первые годы его работы в «Книге» он не раз жаловался мне на молдавский национализм – видимо, памятуя о том, что в конфликте с главным редактором поддержали не его, а ее. В конечном итоге его назначили директором рекламно-информационного издательства «Тимпул» (Время). В этой должности он и пребывал в тот мой приезд в Кишинев.

Помню, что он принимал участие в дружественном не то обеде, не то ужине, устроенном сотрудниками издательства «Картя молдовеняскэ» для гостей конференции – меня и еще одного приезжего лектора, работника, кажется, Одесского издательства, – с домашними угощениями молдавских редакторов (очень вкусными), лекцией профессора-виноградаря о винах Молдавии (блистательной) и с их дегустацией.

В общем, знакомство наше с Владимиром Федоровичем было шапочным. Смутно припоминаю, что он говорил что-то о местной провинциальности.

Все же вполне понятный страх (кого еще пришлют нами командовать?) несколько уменьшился, когда я понял, что знаю этого человека.

Он, как чуть позднее это стало мне от него самого известно, недовольный работой в Молдавии, добился (вероятно, не без помощи знакомств) перевода в Москву, где был зачислен в резерв номенклатуры Госкомиздата СССР, а в ожидании, пока для него найдется подходящее место, его назначили главным редактором газеты «Архитектура» (приложения к «Строительной газете»).

О том, каким директором «Книги» был Владимир Федорович Кравченко и каковы его заслуги в том, что издательство стало в 1980-х годах одним из самых прославленных, а выпускаемые им книги – бестселлерами, я написал в некрологе о нем, который хочу привести в начале этой части моих «Записок», чтобы потом сосредоточиться на наших взаимоотношениях в течение всего времени сотрудничества (1977–1985) и на его человеческих качествах. Мне трудно сочетать одно и другое в едином повествовании.