Ошибка президента - Незнанский Фридрих Евсеевич

Первая жена Леонида Нина работала скромным инженером в конструкторском бюро. Через два года после свадьбы у них родился сын – Максим Бурмеев, которому, как подсчитал Турецкий, сейчас должно быть уже лет двенадцать.

Через работников ЦНИИЦВЕТМЕТа Турецкому удалось раздобыть фотографии тех лет – любительские серые снимки, сделанные в отделе на сборище по поводу Нового, 1985 года. Саша не мог сдержать улыбки, глядя на этих бедненько и старомодно одетых, но таких веселых людей, на столы, уставленные бутылками, на разложенные по тарелкам (явно «позаимствованным» из местной столовой) закуски. Между прочим, фигурировали итальянский вермут «Чинзано» и коньяк «Арарат», причем не фальсифицированный. О закусках и говорить не приходится – тут тебе и шпроты, и ветчина, и сыр. Несколько удивляло стандартное 12-литровое эмалированное ведро на краю стола.

– Посуду мыть? – предположил Турецкий.

– Да нет, – подавил смешок бывший коллега Бурмеева, – это салатница: народу-то много, всей лабораторией отмечали… Весело жили, – вздохнув, заключил он после паузы.

Среди прочих – Леонид: в свитере, который ему связала жена, в очках с простой «совковой» оправой. На одной из фотографий он запечатлен с бутылкой шампанского в руках – на лице застыло удивление, а пенистая жидкость так и хлещет наружу. Даже по этим достаточно невыразительным снимкам было видно, как здорово они тогда повеселились.

«Да, ведь это было еще до антиалкогольного указа», – сообразил Турецкий.

Пройдет десять лет – и этот веселый очкарик превратится в солидного человека, банкира, который не спеша выходит из нового «мерседеса», но за прекрасными очками в тонкой металлической оправе – холодные и невеселые глаза.

С началом перестройки Леонид сперва ударился в политику – собирал подписи под открытыми письмами, ходил на митинги, но очень скоро отошел от всего этого. Он раньше многих других понял, что наступает эпоха не идеалистов, а деловых людей. И организовал кооператив по ремонту и продаже компьютерной техники.

4

Это было то время, когда слово «кооператор» стало ассоциироваться у большинства людей с неким новым подобием нэпманов двадцатых голов – богатеи, которые могут позволить себе то, чего не могут другие: рестораны, престижные машины (сначала вовсе не иномарки, а всего лишь «Жигули» девятой модели), вареные джинсы и куртки-ватники. Время этих людей кончилось поразительно быстро, кустарная отечественная промышленность, как оказалось, не могла конкурировать с китайским и турецким ширпотребом, и большинство внезапно выросших, как грибы после дождя, кооперативов потихоньку завяло. Большинство, но не все.

Ленька Бурмеев был не просто усердным студентом и талантливым математиком, он оказался прекрасным организатором и, что еще более важно, не только отлично разбирался в дне сегодняшнем, но умел предвидеть и завтрашний.

Он давно понял, что будущее за компьютеризацией. Это в то время, когда даже его бывшие соученики, не говоря уже об рядовых сотрудниках ЦНИИЦВЕТМЕТа и просто знакомых, при слове «компьютер» морщили лбы, соображая, о чем говорит Леонид – о калькуляторе или о таинственной электронно-вычислительной машине.

О том, что такая машина может стоять дома, в квартире, никто и понятия не имел, в представлении многих это было гигантское сооружение, величиной с комнату, которое обслуживают ученые в белых халатах. И главное, чтобы этой машиной пользоваться, нужно изучать разного рода сложные машинные языки.

– Нет, Ленька, уж лучше я подтяну английский, – засмеялась Нина Бурмеева, когда муж сообщил ей, что собирается вплотную заняться компьютерами, и предложил осваивать их вместе.

– Скоро компьютеры будут такой же обычной вещью, как газовая плита! – доказывал Леонид, но Нина только смеялась и махала рукой.

Это было еще до перестройки, но от этого краткого разговора осталось неприятное чувство того, что тебя не поняли. Именно в тот день Леонид начал подозревать, что они с Ниной мыслят совсем по-разному.

В последующие годы пропасть между ними только расширялась. Леонид был с утра до вечера занят в своем кооперативе – ведь поначалу он едва ли не все делал своими руками, это потом он начал нанимать других, стараясь привлечь самых высоких профессионалов. Скоро он уже не притрагивался к платам, разъемам и микросхемам, но он делал, пожалуй, куда более важную работу– он руководил своим предприятием. Простой человек часто видит в директоре своего рода бездельника, даром получающего большие деньги, однако в действительности от таланта менеджера зависит очень многое.

А Леонид Бурмеев оказался гениальным менеджером.

Его компьютерная фирма выросла и стала одной из крупнейших в стране, официальным дилером компании «Эппл-Макинтош» в России. Он одним из первых среди своих знакомых попал в Штаты, и, хотя Америка показалась ему однообразной страной гамбургеров, автозаправочных станций и запаха шампуня, это не помешало ему заключить там множество выгодных договоров.

Но он никогда не ездил в Штаты иначе как по делу. Леонид совершенно не мог понять некоторых из своих друзей, которые буквально бредили этой страной. Сам он предпочитал Европу. Как только он смог себе позволить отдыхать с семьей за границей, он поехал в Париж, в Ниццу, в Канны.

Столица Франции поразила его. И совсем не красотами исторических памятников. Вовсе не надо туда ехать, чтобы узнать, как выглядит Нотр-Дам де Пари или «Гранд-Опера». Его привлекало другое, то, насколько прекрасно этот город приспособлен для жизни – не для какой-то особой, а самой простой, обыденной, каждодневной. Париж как будто специально создан для человека – в кафе, расположенных, без преувеличения, на каждом углу, за чашечкой кофе можно просматривать газеты и вести деловые переговоры, можно разглядывать прохожих и ни о чем не думать, а можно прийти с портативным компьютером и два-три часа тянуть пару чашек кофе и работать. Главное – никто ничему не удивлялся, любые твои действия воспринимались окружающими как должное.

Были у Парижа, конечно, и теневые стороны. Сумочку у Нины срезали еще в аэропорту, через пять минут после прохождения таможни и паспортного контроля. К счастью, документы и деньги Леонид держал во внутреннем кармане пиджака.

А Средиземное море! После того как Бурмеев увидел, как плещется чистейшая лазурная вода у замка Иф, над которым с криками летают белоснежные чайки, после того как нырнул в абсолютно прозрачную воду с вулканического островка Фриул, он перестал понимать, чем привлекает людей перенаселенный, потный Сочи, к тому же довольно дорогой.

И снова он поразительным образом не нашел отклика у жены. Казалось, чем дальше они уходят от прежней студенческой жизни и пирожков с капустой из буфета, тем больше проявляется их какое-то основополагающее, базовое несходство.

Как ни странно, Нине гораздо больше понравилась Германия, совершенно никакая, удобная, чистая и безликая. Она упорно твердила, что французы слишком высокомерны по сравнению с простыми и доброжелательными немцами. Возможно, это так и есть, но Леониду было куда приятнее видеть стройных, всегда продуманно одетых француженок, которые, разумеется, знают себе цену (что же в этом плохого?), чем немецких фрау и фрейлейн с толстыми щеками, одетых просто, удобно и очень скучно.

Но основные противоречия с Ниной вскрылись не за границей, а дома – в Москве.

Нина в штыки воспринимала все попытки Леонида устроить их жизнь удобнее, приятнее, не говоря уже о том, чтобы сделать ее роскошнее. Если он предлагал пойти в ресторан, она отвечала, что лучше посидеть дома за бутылкой вина, если они вырывались куда-нибудь на три дня отдохнуть, то в гостинице селились отнюдь не в люксе. Однако хуже всего оказалось с нарядами. Все попытки сделать из Нины модную женщину провалились с треском. Леонид, несмотря на свою очень и очень обыкновенную внешность, на самом деле в глубине души во всем любил шик, просто раньше не показывал этого, а потому Нина и не подозревала, что муж вовсе не обожает связанные ее руками свитера с кожаными заплатками на локтях и дешевые вельветовые брюки, вечно вытянутые на коленях.