Марджери Аллингем - Полиция на похоронах. Цветы для судьи (сборник)

Джина еще дрожала, когда услышала собственное имя. И тут, по пути к свидетельскому месту, ее наконец настигло долгожданное ощущение нереальности. Между ней и окружающим кошмаром словно выросла стена безразличия. Лица стали нечеткими и размытыми, голоса зазвучали издалека.

Джина назвала свое имя, адрес, сообщила, что была женой Пола, — все со спокойной отрешенностью, которая сошла за чрезвычайное самообладание. Голос звучал мягко и мелодично, держалась миссис Бранд прямо.

Она флегматично повторила слова клятвы, невольно копируя бесстрастный тон коронерского помощника.

Коронер исчез, превратился в машину для допроса — благодушную и совсем не злую. Он вместе с Джиной спокойно повторил ее показания. Она помнила, как их давала, как подписывала, — но помнила отстраненно, словно все это не представляло особого интереса.

— Последний раз я видела мужа в два часа в день исчезновения. Всего несколько минут: я пришла к нему на работу, он только вернулся с обеда. Мы коротко переговорили. Я отправилась домой. Живым Пола я больше не видела.

Она совершенно не осознавала, какое производит впечатление.

Среднестатистическая британская толпа немедленно приходит в восторг от красоты — особенно красоты страдающей; но есть у той же толпы любопытная особенность не доверять элегантности и шику — особенно если он связан (неважно, насколько близко) с чем-нибудь подозрительным.

То, что Джина иностранка, несомненно, говорило в ее пользу — иностранцам можно простить шикарный вид; но вот то, что она так спокойна, свидетельствовало против. Вдовам положено рыдать; проявления чувств от них не просто ждут — требуют.

Допрос продолжался.

— В ваших показаниях, миссис Бранд, сказано, что к половине восьмого ваш муж должен был прийти домой к ужину. Вы прождали его до девяти, затем позвонили кузену мужа, мистеру Майклу Веджвуду, и тот отвел вас в кинотеатр. Вас не встревожило отсутствие супруга?

— Встревожило? Нет. Вряд ли. Оно меня рассердило.

Джина умолкла. Конечно, можно объяснить, что Пол всегда опаздывал на встречи с ней, что невнимание и равнодушие мужа сделали ее совершенно невосприимчивой к его выходкам, отучили тревожиться, — однако объяснять она не хотела. Зачем растолковывать детали глупцам? Все равно не поймут.

Коронер продолжал:

— Вы говорили, что пошли в тот день на работу к мужу, потому что хотели попросить его о чем-то важном. О чем?

— Хотела убедить его поужинать со мной — мне нужно было с ним поговорить.

Коронеру, видимо, пришло в голову, что вдова совсем себе не помогает.

— Миссис Бранд, давно ли вы замужем?

— Четыре года.

— Вы бы назвали свой брак счастливым?

— Нет, — неожиданно с чувством ответила Джина. — Нет, я его таким не считала.

Зал заволновался, Джон едва не вскочил на ноги — его удержал мистер Скруби.

Коронер поджал губы.

— Возможно, вы поясните свои слова, миссис Бранд. Видите ли, мы на судебном слушании и хотим отыскать правду. Вы с мужем конфликтовали?

— Нет. Мы были друг другу безразличны.

Джина тут же пожалела о сказанном. Господи, такая огласка!..

Коронер вздохнул, стал суровей.

— Миссис Бранд, вы давали показания инспектору и представителю коронера добровольно?

— Разумеется, — холодно ответила Джина. — Мне нечего скрывать.

«Твердая штучка», — чуть ли не во всеуслышание решил зал.

— Конечно, нечего, — согласно кивнул коронер. — В записях сказано, что разговор с мужем вечером двадцать восьмого был для вас крайне важен, поскольку вы надеялись с его помощью решить вопрос с разводом.

— Да.

— Не хотите ли добавить что-нибудь к показаниям?

— Нет, не хочу.

Коронер исподлобья взглянул на Джину. Он видел много испуганных женщин, поэтому ее реакция была для него понятна. Однако его обязанность — вести допрос, а свидетельница совсем не идет навстречу.

— Почему вы хотели поговорить с мужем именно в тот день, миссис Бранд?

— В показаниях все есть, — устало произнесла она. — Я объяснила инспектору Таннеру, что ходила к адвокату и узнала о своем положении. Мне стало ясно — получить развод без содействия мужа не выйдет.

Зал загудел, мистер Скруби вскочил на ноги. Коронер удовлетворил его просьбу задать свидетельнице вопрос, и Джина перевела взгляд на низенького мужчину, который с тревогой смотрел на нее поверх множества голов.

— У вас с мужем бывали по этому поводу бурные ссоры, миссис Бранд?

— Нет, конечно, — удивленно ответила она. — Мы просто очень мало виделись, и я хотела, чтобы Пол обдумал мою точку зрения.

Мистер Скруби сел. Сумел ли он хоть немного помочь? Ох, сомнительно.

Коронер вновь сверился с записями.

— По вашим словам, ужин вы назначили на половину восьмого. Вы были одна?

— Нет, с миссис Остин, приходящей домработницей.

— Ясно. И вы прождали мужа до девяти часов?

— Да, почти до девяти.

— Домработница все это время была с вами?

— Нет. После восьми я ее отпустила — не видела смысла задерживать дольше.

— Вы решили, что муж не придет?

— Да, на это было мало шансов.

— И все же еще ждали его какое-то время в одиночестве?

— Да. Понимаете, я надеялась.

Присяжные ожили. Ну вот, другой разговор!

— А в девять часов или около девяти — в восемь пятьдесят пять, если уж точно, — вы позвонили вниз, в квартиру мистера Майкла Веджвуда, и пригласили его вместе прогуляться? Остаток вечера вы провели в кинотеатре?

— Да. Все верно.

Воцарилось молчание. Коронер что-то долго записывал.

— Так, — наконец поднял он голову. — И часто ли вы звоните мистеру Веджвуду с просьбой составить вам компанию?

Джина помедлила с ответом. Что-то в вопросе ее насторожило, однако времени хитрить не было — даже если бы она и понимала, в чем подвох.

— Часто. Мы много времени проводим вместе.

Волосы на голове у мистера Кэмпиона зашевелились. Мистер Лагг одарил его укоризненным взглядом.

— Вы близкие друзья?

— Да.

— Вы любовники, миссис Бранд?

Джина смотрела на коронера, не веря своим ушам. Вопрос так ее ошеломил, что на какое-то время она утратила дар речи, и за время этого оцепенения гнев и возмущение уступили место беспомощности. На выручку пришла старая добрая апатия.

— Нет, — ровным голосом произнесла Джина.

— Мое предположение вас не удивляет?

Она хотела было возмутиться, но в голову пришло кое-что получше.