Дороти Сэйерс - Без свидетелей

— Значит, кузен Аллилуйя и все его маленькие аллилуйчики разбогатеют? Это великолепно. А что будет с остальными деньгами? Неужели они все-таки уйдут в казну?

— Нет. Если Виттейкер не завещает их кому-нибудь, они перейдут к ее ближайшему родственнику. По-моему, у нее есть двоюродный брат по имени Оллкок. Очень достойный малый, живет в Бирмингеме. Конечно, это произойдет при условии, — добавил он, внезапно охваченный сомнением, — что двоюродные братья являются безусловными наследниками согласно этому непостижимому Закону.

— Думаю, двоюродные братья в надежном положении, — сказал Вимси, — насколько вообще что-нибудь может считаться надежным в наше время. В конце концов, хоть какие-то родственники должны иметь право на наследство, иначе что станет со святостью семейных уз? Если так, то вот тебе самое веселое, что связано с этим гнусным делом. Знаешь, когда я позвонил Карру и рассказал ему обо всем, то он абсолютно не проявил никаких эмоций: ни благодарности, ни интереса. Доктор сказал только, что всегда подозревал нечто подобное и надеется на то, что мы не станем заново ворошить эту историю: он-де наконец получил наследство, о котором говорил, обосновался на Харли-стрит и не хочет больше никаких скандалов.

— Я никогда не питал к нему симпатии. Мне очень жаль сестру Филлитер.

— И совершенно напрасно. Я снова сунул свой нос в дела этой парочки. Оказалось, что Карр теперь слишком важная персона, чтобы жениться на медсестре. По крайней мере мне кажется, что в этом все дело. Может, это не очень верное объяснение, но, как бы то ни было, помолвка расторгнута. Мне было так приятно сыграть роль провидения в жизни двух молодых и достойных людей! — патетически воскликнул Вимси.

— О Господи! Хорошо, что девушка выпуталась из этой затеи. Кажется, звонит телефон. Кто, черт побери… Наверное, опять какое-то сообщение из Скотланд-ярда. Кто из нас, в конце концов, полицейский? — Да? О! Хорошо, я заеду. Наш судебный процесс отдал концы, Питер.

— Как?

— Самоубийство. Удавилась на простыне. Наверное, мне лучше туда поехать.

— Я поеду с тобой.

— Если женщина может быть воплощением зла, то это была она, — мягко произнес Паркер, взглянув на окоченевшее тело с распухшим лицом и глубоким красным следом на горле.

Вимси не сказал ничего. Ему было зябко, он плохо себя чувствовал. Пока Паркер и начальник тюрьмы отдавали необходимые распоряжения и обсуждали этот случай, он, сгорбившись, сидел на стуле, чувствуя себя глубоко несчастным. Голоса продолжали свой бесконечный разговор. Незадолго до того, как они с Паркером собрались уходить, пробило шесть часов. Это напомнило ему о восьми ударах часов, возвещающих, что поднят страшный черный флаг.

Ворота тюрьмы с лязгом распахнулись перед Вимси и Паркером, и они шагнули в жуткую, тусклую темноту. Июньское солнце давно уже встало, но бросало на полупустые улицы лишь слабый желтоватый отблеск. Было ужасно холодно, и шел дождь.

— Что сегодня творится? — спросил Вимси. — Может быть, мир близится к своему концу?

— Нет, — ответил Паркер, — это всего лишь солнечное затмение.

Мономарк — система отправления корреспонден­ции через лондонскую фирму «Бритиш мономаркс» по адресу BMXYZ с последующей переадресовкой по нуж­ному адресу.

Краун-дерби — фарфор, проводившийся в 18 в. в г. Дерби.

От англ. go to bed — иди спать.

«Собачий ошейник» — (разг.) высокий жесткий во­ротник, какие носят лица духовного звания.

прямые наследники. (Прим. ред.)

Диффамация — оглашение позорящих кого-нибудь сведений. (Прим. ред.)

Мечтательной (нем.)