Рекс Стаут - Если бы смерть спала (сборник)

– Я тоже даю вам слово. Достаточно ли этого?

– Более чем, – с чувством произнес Келефи. – Мистер Феррис будет счастлив. Что же до меня, то мне не достает слов, чтобы в полном объеме выразить свою признательность, но я надеюсь, что вы примете от меня вот этот небольшой сувенир. – Он поднял левую руку и пальцами правой стал стягивать перстень с изумрудом. Перстень сидел крепко, но после нескольких рывков и вращений поддался. Посол потер его о рукав своего пиджака и обратился к жене.

– Мне кажется, дорогая, – сказал он, – будет более уместно, если ты сама вручишь перстень мистеру Вульфу. Ты же специально пошла вместе со мной, чтобы поблагодарить его, а это – символ нашей благодарности. Пожалуйста, попроси мистера Вульфа принять подарок.

Миссис Келефи как будто замялась на секунду, и я предположил, уж не полюбилась ли ей моя идея с сережкой: небось жалко расставаться с украшением. Потом она, глядя в сторону, взяла у мужа перстень и протянула его Вульфу.

– Я прошу вас принять это, – произнесла она так тихо, что я едва расслышал. – В знак нашей благодарности.

Вульф не стал ломаться. Он взял перстень, посмотрел на него и сомкнул вокруг него пальцы. Я ожидал, что босс разразится очередной тирадой, выдаст что-нибудь особенно цветистое, но он в который уже раз удивил меня (что в общем-то не удивительно).

– Это совершенно излишне, мадам, – сказал он Адрии Келефи и перевел взгляд на посла: – Совершенно излишне, сэр. Такая дорогая вещь.

Келефи уже стоял на ногах. Он улыбался.

– В противном случае это не доставило бы нам такого удовольствия. Я должен идти и сообщить обо всем мистеру Феррису. Еще раз спасибо, мистер Вульф. Пойдем, дорогая.

Я поднялся и открыл им дверь. Они прошли мимо, одарив меня дружелюбными улыбками, но не изумрудами. Закрыв за супругами дверь, я вернулся к Вульфу. Его кресло стояло довольно далеко от окон, и к тому же дневной свет уже начал угасать, поэтому он включил настольную лампу и любовался под нею перстнем. Я тоже им полюбовался. Размером он был с лесной орех.

– Возможно, мое честное слово не столь ценно, как ваше, – сказал я, – но оно тоже чего-то да стоит. Давайте так: вы носите перстень с понедельника по пятницу, а я – в субботу и воскресенье.

Он фыркнул.

– Арчи, ты захватил с собой рабочий чемоданчик?

– Да. В нем мой пистолет.

– Принеси мне самую сильную лупу, пожалуйста.

Я дошел до своей комнаты, отпер чемоданчик, достал лупу и вернулся. С ее помощью Вульф теперь уже как следует рассмотрел изумруд и потом отдал его мне. Тем самым, казалось, он признавал мои права на камень, поэтому я изучил зеленый символ признательности спереди, сзади и с боков.

– Я не эксперт, – сказал я, возвращая перстень Вульфу, – и, возможно, то мелкое коричневатое пятнышко около центра делает изумруд особенно редким и красивым, но на вашем месте я бы отдал кольцо послу обратно и попросил бы взамен хороший чистый камень вроде того, что я не так давно видел в витрине «Вулворта».

Никакой реакции. Я ушел к себе, чтобы убрать лупу на место. Если я все еще надеялся убедить босса принять предложение Брэгэна, то пора было действовать, поскольку времени оставалось совсем немного. Мой первый залп уже был наготове, когда я вновь вернулся в его комнату, но, сделав пару шагов к его креслу, я остановился как вкопанный. Вульф откинулся на спинку с закрытыми глазами и шевелил губами: вытягивал их трубочкой, потом втягивал обратно, вытягивал, втягивал, вытягивал, втягивал…

Я стоял и смотрел на него. Вульф делал так только тогда, когда его мозг работал на полную катушку, когда все его колесики вращались и напрягались все извилины. А сейчас что это было? О чем он мог думать? Подозревать Вульфа в притворстве я не мог, так как это был единственный феномен, который он на моей памяти ни разу не имитировал. Когда у него закрыты глаза, а губы так вот шевелятся, он по-настоящему работает, и работает изо всех сил. Но над чем? Клиента нет, улик нет, никаких стимулов, кроме желания сесть в машину и поехать домой, тоже не наблюдается. Однако у нас существовало непреложное правило: когда бы на босса ни снизошло это состояние, отвлекать его нельзя было ни при каких условиях, поэтому я подошел к окну и стал смотреть, что происходит снаружи. Патрульный по-прежнему стоял на своем посту, спиной ко мне. Солнце опустилось за деревья, а может, даже уже и за горизонт, начинались сумерки. Если смотреть в одну точку, то не заметно, как уходит свет, но если сначала посмотреть тридцать секунд в одну точку, а потом еще тридцать секунд– в другую и снова вернуться взглядом в первую, тогда другое дело. Я научился этому в Огайо, примерно в то же время, когда поймал свою первую рыбешку.

Голос Вульфа заставил меня повернуться:

– Который час?

Я глянул на запястье.

– Без двадцати минут восемь.

Он выпрямился и пытался приподнять веки.

– Мне нужно позвонить. Где это можно сделать?

– Телефон есть в большой комнате, вы его видели. Должны быть и параллельные аппараты, например в спальне у Брэгэна наверняка есть, только я ни одного не видел. Судя по всему, телефонные звонки здесь не запрещены, но их отслеживают. В большой комнате сидит коп, хотя, думаю, этим дело не ограничивается. Готов поспорить, что линию прослушивают.

– Я должен сделать один звонок. Это важно. – Вульф уперся ладонями в подлокотники и поднял себя в вертикальное положение. – Какой домашний номер у Натаниэля Паркера?

– Линкольн, три-четыре-шесть-один-шесть.

– Пойдем. – Вульф направился к двери.

Я проследовал за ним через холл в большую комнату. Патрульный был там, ходил по периметру и включал светильники. Он посмотрел на меня, но ничего не сказал. На столике рядом с телефоном стоял поднос с пустой тарелкой и кофейной чашкой, то есть его, по-видимому, кормили. Когда Вульф взялся за трубку, патрульный придвинулся к нам, но не стал возражать и не вытащил оружие. Вульф вынул свой блокнот и положил его перед собой, после чего патрульный через стол сосредоточенно уставился на раскрытую страницу, хотя она была девственно чистой.

Вульф сказал оператору:

– Разговор с абонентом по номеру в Нью-Йорке. Мой номер: Уайтфейс, семь-восемь-ноль-восемь. Имя – Ниро Вульф. Я хочу поговорить с мистером Натаниэлем Паркером, в Нью-Йорке по номеру: Линкольн, три-четыре-шесть-один-шесть.

По лицу патрульного я видел, что он изнывает от желания получить хоть какую-нибудь косточку, и сказал, обращаясь к нему:

– Паркер – наш юрист. Почтенный член коллегии адвокатов и просто прекрасный человек. Он трижды вытаскивал меня из тюрьмы.