Гилберт Честертон - Понд-простофиля

— Фрэнкса! — воскликнул Уоттон. — С какой стати вы его заподозрили?

— Потому что я глуп, — сказал Понд, — и гораздо больше похож на второго клоуна, чем вы думаете. У вашего помощника просто странный вид; а мне следовало бы знать, что страдальческий взгляд чаще говорит о совестливости, чем о бессовестности. Самая же большая глупость — когда я глядел на подозреваемого, а не на сыщика. Дайер держал ящик, тщательно его рассматривая, а Фрэнкс с той стороны мог незаметно увидеть, что тот делает на нем пометку. Фрэнксу был известен план с ящиками, и, видя это быстрое, скрытое движение, он вздрогнул и выпучил глаза. Вполне понятно. Право, Фрэнкс далеко опередил меня, вот кто настоящий сыщик. Я-то вообще не заподозрил полицейского, пока не поймал его с поличным. — Он слегка покашлял. — Простите невольный каламбур.

— Что же, — сказал капитан Гэхеген, когда Уоттон, спустя много времени, поведал эту историю. — Мой любимый персонаж в вашей драме — это клоун. Он такой неуместный. Я и сам такой. Я неуместен.

— Это верно, — сказал сэр Хьюберт Уоттон и вернулся к своим документам.

— Он как шут у Шекспира, — не унимался Гэхеген. — Шуты Шекспира вроде бы не относятся к делу, и все же они — хор трагедии. Шут — пляшущее пламя, озаряющее темный дом смерти. Вероятно, мы можем отождествить Понда с Полонием.

И он принялся развивать теорию о шутах драматурга и поэта, которого пламенно любил, читая целые куски из его пьес пылко, как ирландский оратор, в чем немало помог департаментским клеркам и оживил их работу, а занимались они насущными и деликатными проблемами, касающимися американских претензий к торговым делам в Ванкувере.

зала ожидания (фр.)