Кэрол Дуглас - Доброй ночи, мистер Холмс!

Она не поддалась. Тогда моя подруга снова взялась за нож и, сунув его в щель, ударила по рукояти основанием ладони. Раздался резкий хлопок, и сундук распахнулся, изрыгнув облачко пыли.

– Похоже, ты как в воду глядела, – разглядывая содержимое, промолвила Ирен, не меняясь в лице. Мгновение спустя она зачерпнула пригоршню маленьких брусочков из серого металла.

– Свинец! – выдохнула я.

Хотя прочие предметы в сундуке оказались легче свинца, они были столь же загадочными. Мы обнаружили коробочку крахмала, связку ключей и кусочек овчины.

Ирен поскребла ножом один из брусков, будто чистила картошку, однако ее надежды не оправдались – перед нами и вправду был свинец, а не замаскированное под него золото.

– Поскреби еще и это, вдруг это Бриллиантовый пояс, – протянула я подруге длинную нить, на которую были нанизаны янтарные шарики.

Ирен поднесла ее к свету:

– Ручная работа, янтарь русский – не скажу, что я от него в восторге… За эту нить можно выручить пару фунтов…

– Ну просто находка века.

– Не язви, Пенелопа, это тебе не идет.

– А ты не расстраивайся. Тебе это тоже не идет.

– Хорошо, давай попробуем рассуждать. По какой-то причине старый Нортон потратил кучу сил, чтобы спрятать все это барахло. Только подумай, сколько дряхлому старику пришлось возиться с такой тяжестью. Значит, он преследовал некую цель.

– Да какую цель, Ирен? Приди, наконец, в себя! Ты еще не поняла, что Нортон был в маразме? Если у него когда-то и был пояс, Блэкджек просто позабыл, куда его спрятал. Все его жалкие старческие «сокровища» перед тобой.

– Думаешь, Нелл, эти предметы – память о прошлом? Овчина может символизировать адвокатский парик, а крахмал ассоциируется с жестким судейским воротничком.

– Не сомневаюсь, что эта нить некогда была ожерельем, которое он стащил у своей несчастной многострадальной жены.

– А свинцовые бруски? А ключи?

– Ключи отпирают дверь в загробный мир, в котором ему предстоит встреча с Создателем и суд за грехи. Быть может, Нортон мечтал о спасении. А свинцовые бруски символизируют тяжесть его грехов – как цепи, что сковывали призрак Марли[22].

– Превосходно, Нелл! Ты из этой дребедени способна соорудить целую проповедь, однако, боюсь, твои рассуждения чересчур логичны для лишившегося разума старика. Впрочем, ему хватило мозгов нагрузить сундук свинцом – в том случае, если пруд выйдет из берегов и размоет землю, сундук не всплывет, оставшись на дне… – Ирен хмыкнула и захлопнула крышку. – Ладно, будем думать. Лучше уж такая добыча, чем ничего. Она останется нам на память о том, как мы обошли мистера Шерлока Холмса. Быть может, когда-нибудь мы обнаружим еще одну находку, которая объяснит, в чем смысл всех этих вещей.

– Я пошла спать. – Неизменный оптимизм подруги порой выводил меня из себя. – Быть может, ночью прилетит добрая фея, которая превратит янтарь в бриллианты.

Прежде чем задернуть занавески, я бросила еще один взгляд на Ирен. Моя подруга стояла, склонившись над безобразным сундуком и задумчиво разглядывая его, словно Гамлет череп Йорика. Мне подумалось, что наша находка поведает ей не больше, чем череп шута – принцу датскому.

Наутро сундука на столе уже не было. Насколько я понимаю, Ирен спрятала его у себя в спальне под грудой барахла. Больше она никогда о нем не упоминала, однако я знала, что она ни на мгновение не забывала о нем.

Одна из особенностей жизни заключается в том, что необходимое порой становится лишь желаемым, а желаемое – необходимым. Этот закон неумолимо действовал и в самых известных любовных драмах, которые когда-либо знала человеческая история, и он же определял повседневные привычки даже предельно неромантичных людей.

Чего я только не пережила за четыре года знакомства с Ирен Адлер! Мне неоднократно довелось испытать и удивление, и потрясение, и самые неожиданные повороты в собственной жизни. Мы жили в бедности, но при этом непринужденно, как богема. Забавно, что этим словом, которым французы называют цыган, теперь в насмешку стали именовать людей искусства, не стесняющих себя следованием нормам и правилам. Хотя Ирен неумолимо карабкалась вверх по карьерной лестнице и теперь часто пела в операх, ей по-прежнему не удавалось подкрепить финансовой обеспеченностью свою необоримую тягу к независимости.

Наша квартира вполне нас устраивала, хотя мы давно могли перебраться в жилье поприличнее. Гардероб Ирен стал куда разнообразнее и богаче, мою подругу узнавали все чаще, но мы не видели необходимости в переезде, оставаясь вполне довольными нашим домом и соседями. Со временем мне даже стали нравиться итальянские серенады уличных торговцев. Более того, несмотря на то, что я всегда была далека от музыки, у меня начал развиваться музыкальный слух.

Ирен по-прежнему с охотой бралась за разные головоломные задания и порой даже выполняла их. Я трудилась и дальше, с гордостью нося звание машинистки. Слово, обозначавшее мою профессию, было новым и отчасти напоминало мне суффиксом «пианистку» или «артистку», что, признаться, доставляло мне определенное удовольствие (впрочем, я тут же напоминала себе о существовании и других слов с подобным суффиксом, куда менее приятных, например «атеистка», что сразу же усмиряло мою гордыню).

При этом надо понимать, что Ирен была артисткой, представительницей богемы, вольной птицей, а себе я отвела роль летописца. Однако, несмотря на эту роль, за время нашего с ней знакомства я избавилась от многих навязанных мне в детстве предрассудков и не раз удивила не только подругу, но и саму себя.

Впрочем, ничто не предвещало череду событий, ставших испытанием моей решительности и верности, начало которой было положено дождливым мрачным октябрем 1885 года.

Сперва все выглядело достаточно невинно. Я никогда не забуду те мрачные пасмурные дни, постоянный туман и вечную серую пелену дождя. Хотя я неизменно каждым вечером оставляла туфли сушиться у очага, они практически постоянно были мокрыми. На меня сыпались заказы. С Ирен мы практически не виделись, встречаясь лишь изредка и ненадолго, когда каждой из нас снова нужно было куда-то бежать. «Как корабли в Атлантическом океане», – шутила подруга.

Однажды в четверг, когда день клонился к вечеру, я сидела у камина и грела ноги, затянутые в мокрые чулки. Неожиданно в квартиру влетела Ирен. От нее тянуло влагой и холодом. Не снимая шляпы и перчаток, она швырнула свою незаменимую муфту так близко к огню, что она непременно вспыхнула бы, не успей я вовремя ее подхватить.