Найо Марш - Занавес опускается

– Мне старик нравился, – помолчав, сказала Агата. – Конечно, он был жуткий позер и вел себя так, что я иногда не знала, куда деваться, но мне он все равно нравился. Да и писать его было одно удовольствие.

– Портрет получился?

– По-моему, да.

– Хотелось бы посмотреть.

– Возможно, когда-нибудь увидишь. Он завещал его государству. А как в таких случаях поступает государство? Думаю, портрет сдадут в музей и повесят куда-нибудь в угол, где потемнее. Одна газета – подозреваю, что это еженедельник Найджела Батгейта, – решила его сфотографировать. Может быть, пришлют потом пару снимков.

Но Родерику не пришлось ждать долго. Фотография портрета в сопровождении короткой заметки о похоронах появилась в газете Найджела в тот же вечер. В заметке сообщалось, что сэр Генри с немалой по тем временам пышностью был похоронен в семейном склепе Анкредов в Анкретоне.

– Он-то надеялся, что отечество распорядится иначе, – сказала Агата.

– Думал, похоронят в Вестминстерском аббатстве?

– Подозреваю, что так. Бедный сэр Генри! Жалко, не сбылась его мечта. Ну что ж, – она отложила газету, – лично для меня история с Анкредами на этом кончается.

– Кто знает, – неопределенно отозвался Родерик. Внезапно ему надоели разговоры об Анкредах, как и все прочее, что до сих пор мешало перевести его встречу с женой в следующую, не такую робкую фазу, и он протянул к Агате руки.

Воссоединение семьи Алленов важно для нашего сюжета лишь в той степени, в какой это событие повлияло на отношение Родерика к рассказу Агаты об Анкредах. Услышь Родерик эту историю в другое время, он пусть с неохотой, но все же, вероятно, задумался бы над некоторыми ее загадками. А в тех обстоятельствах она была для него не более чем, так сказать, музыкальной паузой между увертюрой и главной частью, поэтому он тут же выбросил ее из головы.

Три дня они провели неразлучно, если не считать поездки Родерика в Управление, где у него состоялась длительная беседа с шефом контрразведки. Было решено, что по крайней мере на время он вернется на свою прежнюю должность в Скотленд-Ярд. Во вторник утром, когда Агата пошла на работу, он проводил ее до половины пути, посмотрел, как она завернула за угол, и, немного волнуясь, направился в знакомое здание, где его ждала встреча со старыми коллегами.

Что ни говори, а было приятно снова пройти через пустой, пахнущий линолеумом и углем служебный вестибюль, а потом заглянуть в скромный кабинет, где на стене висели скрещенные мечи, памятные фотографии и подкова и где начальник уголовно-следственного отдела с явным удовольствием пожал ему руку. Было странно и приятно снова сесть за свой прежний стол в комнате с табличкой «старший инспектор» и ужаснуться числу поджидающих его нераскрытых дел.

Родерик рассчитывал, что посплетничает с Фоксом и тот введет его в курс дела, но Фокса вызвали куда-то за город, и вернуться он должен был только к вечеру. А пока что Родерик занялся одним из своих старых знакомых, неким Донованом, по кличке Косой, который, пережив два военных трибунала и шесть месяцев заключения в тюрьме Бродмур, а также успешно увернувшись от падавшей ему на голову бомбы, оставил безошибочные следы своего таланта на дверном замке антикварного магазина в Челси. Приведя в движение рычаги сложного полицейского аппарата, призванного выследить Косого и доставить по месту назначения, Родерик вернулся к своей картотеке.

Ничего суперпотрясающего там не было: обычные уголовные дела. Его это порадовало. За три года работы в контрразведке он с избытком хлебнул и непредвиденных опасностей, и подъемов по тревоге – бог свидетель. Так пусть уж его возвращение в Скотленд-Ярд будет спокойным.

В это время позвонил Найджел Батгейт.

– Слушай, Агата уже читала про завещание?

– Какое завещание? Чье?

– Старого Анкреда. Она же рассказала тебе про Анкредов?

– Да, конечно.

– Это в утренней «Таймс». Прочти. Анкредов родимчик хватит.

– А что старик натворил? – равнодушно спросил Родерик. Ему почему-то не хотелось снова слышать про Анкредов.

В трубке раздалось хихиканье.

– Ладно, Найджел, выкладывай. Что он натворил?

– Натянул им нос.

– Каким образом?

– Все подчистую отписал Соне Оринкорт.

Когда Родерик все так же неохотно проглядел в газете завещание, он понял, что Найджел несколько упростил ситуацию. Сэр Генри срезал долю Седрика, оставив ему только прилагавшийся к титулу обязательный минимум, определил по тысяче фунтов единовременно каждому из своих детей, Миллеман и доктору Уитерсу, а все прочее завещал Соне Оринкорт.

– Да, но… А как же его речь на ужине и то, первое завещание? – ошеломленно сказала Агата, когда он показал ей газету. – Неужели это был розыгрыш? Тогда мистер Ретисбон должен был знать. Или… Рори, по-моему, все решила летающая корова. Он тогда так обозлился, что, наверно, немедленно вызвал к себе мистера Ретисбона и составил новое завещание.

– Но он ведь считал, что корову нарисовала Панталоша. Зачем было вымещать зло на всей семье?

– Может быть, Томас или кто-то другой поднялся к нему и рассказал, какое у Панталоши алиби. Сэр Генри не знал, кого подозревать, и проклял всю честную компанию.

– Кроме мисс Оринкорт.

– О себе она уж как-нибудь позаботилась, – убежденно сказала Агата.

Новость ее взбудоражила, и весь вечер она то и дело возвращалась к этой теме.

– Что теперь делать Седрику, представляешь? Я уверена, ему не на что будет содержать Домик-пряник. Это он так Анкретон называет, я тебе говорила? Наверно, передаст его государству. Тогда мою картину повесят на ее законное место – там сплошная рябь от витражей, – и все останутся довольны. Воображаю, как будет злорадствовать Соня!

Агата внезапно замолчала, словно что-то не договорив. Родерик увидел, как она нервно стиснула руки. Перехватив его взгляд, Агата отвернулась.

– Давай не будем больше об Анкредах, – сказала она. – Бедняги!

– Что тебя мучает? – неловко спросил Родерик.

– Ничего, – быстро ответила Агата. Но он ждал, и вскоре она к нему подсела. – Скажи мне только одну вещь. Предположим, ты узнал бы про Анкредов не от меня, а от кого-то другого или, например, где-нибудь прочитал бы. Ведь все-таки тут очень много разных загадочных и странных деталей… Что бы ты тогда подумал? Я в том смысле… – Агата нахмурилась и поглядела на свои сцепленные пальцы. – Тебе все это не напоминает начало какой-нибудь страшноватой главки из «Знаменитых уголовных процессов»?

– Тебя это серьезно так волнует? – помолчав, спросил он.

– Как ни странно, да.

Родерик встал с кресла, отошел от Агаты и повернулся к ней спиной.