Поль Магален (Махалин) - Кровавая гостиница

– Филипп Готье?..

– Да, жандарм ворвался к судье и начал свой рассказ, когда я свой уже закончил.

– Ты встретился с Филиппом Готье?

– Да, встретился. Мы болтали вместе о предмете, который очень его интересует: о судьбе бедного маркиза Гастона дез Армуаза, которому, по-видимому, встретились на дороге волки…

– А!..

– Красивый малый этот Филипп Готье! Правду сказать, мне будет очень жаль, когда его укокошат… чуть попозже. Впрочем, вы сами скоро его увидите.

Флоранс подняла глаза на брата.

– Брат Денизы придет сюда? — спросила она.

– Он мне обещал, душа моя.

Девушка проговорила:

– Он придет сюда, и вы этого не боитесь?!

– Чего?.. Не принять его?.. Да разве можно! Не беспокойся, мы примем его очень радушно и угостим на славу!

– Опять лишние траты! — заметила старуха. — И без того много расходов на питание, а тут еще посторонних угощать!..

– Матушка, расходы, которые я посоветую сделать, не будут бесполезными. — И, подмигнув, Жозеф продолжал: — Это партия, которой не следует пренебрегать. Поручик в тридцать лет рискует вскоре оказаться в капитанском чине. Жалованье хорошее, почет на службе, протекция первого консула… но он не жаден. Я пари держу, что он возьмет жену и без приданого, если только девица ему понравится…

И, поднявшись из-за стола, старший Арну добавил:

– Дело улажено. Обе свадьбы будем праздновать вместе.

В то время в селении Виттель насчитывалась одна тысяча сорок жителей. Если в путеводителях и встречалось название этого местечка, то только потому, что там забили ключи минеральных вод.

В воскресенье, на другой день после того, как поручик Готье посетил мирового судью, в церкви селения звонили во все колокола. С тех пор как Конкордат [13]разрешил открыть церкви, в них хлынули прихожане, преисполненные искренней радости и благоговения. В тот день на службе присутствовало большинство участников этой драмы.

В первом ряду сидели все члены муниципалитета с гражданином Тувенелем во главе, который предложил почетное место поручику Готье и его сестре. Любопытные зеваки, толпившиеся у паперти, с восторгом смотрели на девушку, входившую в церковь и опиравшуюся на руку брата. Она показалась всем очень красивой, хотя вовсе не отличалась пышностью форм или ярким румянцем, которые обычно пленяют деревенских жителей. Напротив, она была бледна, и ее траурная одежда и черные волосы только подчеркивали белизну ее лица. Покрасневшие веки девушки свидетельствовали о том, что она плакала, и плакала много.

– Это, наверно, от радости — брат ведь приехал, — говорили в толпе.

Филипп тоже не был обделен вниманием окружающих. В своем новом голубом мундире с красными отворотами и серебряными эполетами молодой человек выглядел очень привлекательным. Сколько нежных взглядов было обращено на него! Но он хранил невозмутимый и самодовольный вид.

Время от времени на его лице отражались озабоченность и тревога. Во-первых, его беспокоило то удрученное состояние, в котором пребывала Дениза; во-вторых, его розыски ни к чему не привели. После Мерикура следы Гастона дез Армуаза терялись. Тщетно Филипп пытался что-нибудь выяснить у крестьян из окрестных деревень. Одни отвечали на его вопросы уклончиво, другие говорили, что ничего не видели, а третьи ссылались на грозу, из-за которой пришлось рано лечь спать и закрыть все окна и двери…

Все боялись. Но чего? Преступников или правосудия? Наверно, и того и другого. Представьте себе, как был зол Филипп Готье! Но это нисколько не мешало женщинам любоваться прекрасно сложенным жандармом. Лишь Марианна Арну не разделяла общего мнения. «Этот красавчик совсем не по мне, — думала она. — С ним нелегко будет совладать».

Франциск Арну, увидев Филиппа, толкнул Себастьяна и шепнул ему на ухо:

– Не хотел бы я столкнуться с этим жандармом.

– Ладно тебе! Это дело нашего старшего брата, он же взял Готье на себя — пусть и разбирается с ним.

Но Жозеф совершенно не обращал внимания на Филиппа Готье: он смотрел только на Денизу, которая заняла свое место. Возле нее сидела Флоранс и горячо молилась.

Вся семья Арну исправно посещала церковь, за исключением Агнессы Шассар. При каждом удобном случае она кричала о том, что лишена возможности ходить в церковь, потому как должна принимать приезжих в гостинице. Пользуясь отсутствием сыновей и дочерей, старуха спускалась в погреб, чтобы полюбоваться спрятанными там богатствами…

Дениза, которую аббат Броссар попросил взять на себя труд собирать милостыню во время обедни, поднялась и начала обходить прихожан с бархатным мешочком. Филипп первым опустил в него золотую монету.

Когда девушка подошла к Жозефу Арну, тот, достав из кармана жилета экю, быстро завернул его в бумажку и, опуская в мешок, прошептал:

– Прочтите, это в ваших же интересах.

Место, которое занимал Жозеф Арну, находилось в тени, так что никто не заметил, как молодой человек что-то сказал Денизе и как этому удивилась девушка. Сбор в тот день был очень хорош, и, чтобы передать его аббату, Дениза вошла в ризницу, где на несколько секунд осталась одна. Не без страха она вспомнила о том, как трактирщик опустил в мешок монету, завернутую в письмо… Его легко было найти.

Дениза с любопытством развернула бумажку и быстро пробежала глазами три строки. Вот что она прочла: «Ваша тайна известна, но ее сохранят. Есть известия из Валенкура, о которых вам сообщат. Завтра, когда ваш брат уйдет гулять, вас будут ожидать в парке за павильоном».

– Боже мой! — воскликнула бедная девушка, опускаясь на табурет, стоявший рядом с ней.

После службы прихожане вышли из храма и, как всегда, направились к площади, располагавшейся у реки. Эта площадь неправильной формы до сих пор сохранила свой республиканский дух; лишь скромный дом коммуны, столь дорогой нашим предкам, заменили на ратушу — здание довольно пошлое, с претензией на хороший вкус. В углу, где в настоящее время находится контора комиссионера, тогда красовался трактир с огромной вывеской «Великий победитель».

Этот великий победитель, изображенный на картине внушительных размеров, в раззолоченном кафтане, в шляпе с плюмажем и со шпагой в руке, сидел на белом коне и представлял в разные эпохи разных людей. Так, в эпоху монархии он был «добрым королем» Станиславом Лещинским и, по мнению его зятя Людовика XV, благодетелем провинции; затем, во времена федерации, — командиром национальной гвардии, знаменитым гражданином Маркизом де Лафайетом; и, наконец, в ту пору, о которой идет речь в нашем рассказе, — первым консулом Бонапартом… С началом Второй империи великий победитель канул в лету …