Куинн Фосетт - Братство страха: Роман о Майкрофте Холмсе

— Вы же не собираетесь пить чай стоя, мой мальчик? Сделайте милость, сядьте, — он указал мне на стул, стоявший напротив, и заговорил, лишь когда я повиновался. — Да, очень грустная ситуация. Я хотел бы дать ему больше времени для свидания с матерью, но положение сейчас очень серьезно. Боюсь, из письма, которое вы только что прочли, со всей очевидностью следует, что я сам скоро буду нуждаться в его помощи.

— Но почему вы говорите о серьезном положении? — спросил я, наливая чай через ситечко, которое Тьерс положил рядом с ложкой. Налив чай, я поставил чайник на место, приподнял крышку и положил ситечко внутрь. — Конечно, тон письма очень тревожный, но не может ли быть…

Холмс покачал головой.

— Хотелось бы так думать, Гатри. Но то немногое, что пока удалось разобрать, порождает во мне самые дурные предчувствия. Я уже немного посидел над этим шифром и боюсь, что обычные приемы здесь не годятся. А это значит, что мы имеем дело с людьми очень хитрыми и обладающими опасными знаниями. — Он водрузил на ломтик мяса еще один желток, положил в рот и принялся медленно жевать.

— Что вы имеете в виду, говоря об опасных знаниях? — Слова, которые употреблял мистер Холмс, заинтриговали меня: на моей памяти он еще не допускал оговорок.

— Знания, не относящиеся к кругу обычных человеческих интересов. Выходящие за пределы классической науки. Конечно, вы можете считать, что это приманка для дураков, и в значительной степени окажетесь правы: простаков часто ловят на аромат благовоний и пламя свечи. Но некоторым удается найти в этой сфере особые сведения, знание, придающее его обладателю огромную мощь. Люди, составившие зашифрованные документы, обладают большим мастерством. Я считаю так потому, что их немецкий шифр имеет древнееврейскую основу. Это «Каббала», — он поднял на меня взгляд, чтобы понять, знакомо ли мне это слово. Да, я слышал его, и только. — Именно отсюда следует, что их можно считать обладателями опасных знаний. Каждое из качеств авторов документов опасно само по себе, но объединенные, они представляют собой гораздо большее, чем сумма частей.

Я коротко рассмеялся, желая, чтобы в смехе не было слышно волнения: я не хотел верить в то, что услышал. В наше время человек, наделенный таким могучим интеллектом, как Майкрофт Холмс, не должен быть столь легковерен, чтобы придавать значение оккультизму.

— Вы, конечно же, не предполагаете, что древние суеверия имеют под собой какую-то реальную почву…

— То, что вы назвали древними суевериями, дает знания, которыми могли овладеть очень немногие. А те, кому это удавалось, как правило, платили очень высокую цену за свои познания. — Он подлил в чай молока и задумчиво размешал его. — Тайные общества и оккультные кружки Европы не так уж часто оказывались вовлеченными в политику. Но существует некое Братство, получившее печальную известность непрерывным противостоянием законным правителям на всем континенте.

— То, что вы говорите, звучит весьма зловеще, — заметил я, когда мистер Холмс прервал свое объяснение и с отсутствующим видом уставился на жидкость в своей чашке.

— Хорошо, если это так, — сказал он, резко подняв голову. — Не хотелось бы, чтобы вы предположили, будто мы имеем дело с доверчивыми мечтателями или нерасчетливыми безумцами. Это, несомненно, умные и безжалостные враги. Недооценивать их очень опасно. — Он быстро закончил завтрак, а я допил чай.

Пока мы молчали, я мысленно спрашивал себя, что это за люди, о которых он говорит, и каких действий он ожидает от них. Когда тарелка опустела, Майкрофт Холмс отложил салфетку и отодвинулся от стола. Почти все стены его квартиры занимали книжные полки. Поднявшись, он быстро подошел к самой длинной из них и достал большой старый том в кожаном переплете с бурыми пятнами на страницах и стершимся золотом обрезов. Подав мне книгу, он сказал:

— Вот. Прочтите это. До полудня. Когда закончите, мы продолжим разговор.

Взяв в руки книгу, я заметил, что она написана по-немецки. «Изучение сил невидимого мира», — перевел я заглавие и грустно посмотрел на груду заметок, ожидавших, когда же я приведу их в порядок. Я мог вполне прилично читать и писать на этом языке, но не владел им совершенно свободно; эзотерической терминологии я вообще почти не знал. Конечно, я был не в состоянии быстро пробежать весь текст, да еще выполнить свои ежедневные обязанности по разборке записей — и все это за отведенное мне время.

Взвесив книгу в руке, я попытался придумать, как дать понять мистеру Холмсу, насколько затруднительным оказалось мое положение. Но тот угадал мои мысли и нетерпеливо взмахнул рукой.

— Гатри, вы можете сделать ваши записи позднее. Это куда важнее, и начать работу нужно немедленно. — Он взял чашку и блюдце и, держа их в руках, принялся расхаживать по комнате. — Но главное, как мне кажется, это письмо. Я беспокоюсь о несчастном, вернее, несчастной, приславшей мне предупреждение.

— Вы имеете в виду человека, подписавшегося «ваш друг»? — спросил я.

— Да. Поскольку, если она выступает против Братства, а я опасаюсь, что так и есть, она может лишиться жизни еще до захода солнца. Она наверняка знает, что с каждым часом грозящая ей опасность увеличивается. Если она еще жива, а это кажется мне вполне возможным, она все равно беззащитна против любого действия, которое может быть предпринято против нее. — Хмурое выражение лица гораздо больше выдавало его беспокойство, чем интонации голоса. — Если они узнают, что она предала их, то ей придется расплатиться за смелость самой высокой ценой.

— Сэр, но ведь не может быть, чтобы все было так опасно! — воскликнул я. За семь месяцев, которые я провел на службе у Майкрофта Холмса, я и представить был не в состоянии, что он может преувеличить какую-нибудь опасность.

— На самом деле все может быть куда хуже. Говорят, что на переговорах в Баварии намечаются серьезные трудности. — Он кашлянул, показав этим, что недоволен сложившимся положением.

— Но ведь между этими двумя вещами вряд ли может быть какая-нибудь связь, — возразил я и кинулся защищать свою теорию. — Если эти шифры основаны на немецком языке, то разве не более вероятно, что это провокация России, Франции или Турции, чем работа самих немцев?

— Возможно, но я сомневаюсь в этом. Разобравшись в шифре, я буду знать больше, — спокойно сказал он и, склонившись к столу, небрежно кинул салфетку на тарелку, испачкав край алого полотна остатками мясного сока. — Если я вам понадоблюсь, вы найдете меня в кабинете.

— Думаю, что справлюсь, — почтительно ответил я и быстро вскочил из-за стола, протянув руку к недопитой чашке с чаем.