Потерянный Ван Гог - Сантлоуфер Джонатан

Наверху мы осмотрели нарисованные сцены крестьянской жизни и знаменитую мрачную картину Ван Гога «Едоки картофеля». Аликс заметила, что она похожа на «Карточных игроков» Сезанна, и это была правда, хотя Сезанн был сосредоточен на структуре, а Ван Гог – на эмоциях, возможно, поэтому он так многим нравился.

Каролин и Аликс обменивались историями о неудачной личной жизни Винсента, о его неразделенной любви к кузине, когда мы наткнулись на группу рисунков с черепами, которые я никогда раньше не видел.

– Memento mori, «помни о смерти», – сказала Каролин и перекрестилась, и тут же рассмеялась. – Странная привычка для еврейской девушки, но я росла католичкой. – Она объяснила, что не знала о своих еврейских корнях, пока не умер отец и она не нашла письма и дневник, которые он вел о жизни своих родителей.

Аликс рассказала, что ее бабушка с материнской стороны тоже была еврейкой. Она ее обожала; но бабушка умерла, когда Аликс была еще маленькой девочкой. Сама она тоже получила христианское воспитание, религия ее бабушки никогда не обсуждалась.

– Я узнала это про свою бабушку только в колледже.

– Семейные тайны… – вздохнула Каролин.

Я обратил внимание на то, как Ван Гог обрисовал один из черепов – мне это напомнило Жан-Мишеля Баския, знаменитого нью-йоркского художника, чья блестящая карьера была еще короче, чем у Винсента, и он тоже рисовал черепа. Каролин спросила, не искусствовед ли я.

– Нет, хотя и преподаю этот предмет. Вот Аликс у нас искусствовед. А я просто художник.

– Я тоже, – призналась Каролин. – Хотя в последние года я мало рисовала, потому что мои поиски поглотили всю мою жизнь.

Аликс спросила, что за поиски, но Каролин снова ушла от ответа, принявшись обсуждать пейзажи, на которых был изображен сбор урожая. «Цикл жизни и смерти», – хором сказали они с Аликс.

В соседнем зале Каролин остановилась.

– Вот это полотно. – Она указала на знаменитую картину с изображением спальни Ван Гога в Арле. – Первая версия. Есть еще две, одна в музее Орсе в Париже, другая в Художественном институте Чикаго. Но эта принадлежала моему дедушке. – Она стала проталкиваться через толпу, окружавшую картину, увлекая нас за собой. – Великолепная вещь, такая остроумная, такая уродливая.

И это тоже была правда, картина была преувеличенно неуклюжей: кровать и пол наклонены, цвета резкие – но через некоторое время она стала казаться нам красивой.

– Она принадлежала вашему дедушке? – недоверчиво спросила Аликс.

– У него было много работ импрессионистов и постимпрессионистов. Он был одним из величайших коллекционеров произведений искусства своего времени, любого времени, – ответила Каролин, и я ждал, что она расскажет еще что-нибудь о своем дедушке, но вместо этого она рассказала о том, как Винсент жил в Арле в желтом доме, и о его бурных отношениях с Гогеном, который поселился у него, но через шесть недель съехал.

– Он не выдержал постоянных споров с Винсентом. Вскоре после его ухода Винсент отрезал себе ухо.

– Завернул его и отдал проститутке, – вставил я.

– Да, – подтвердила Каролин. – Хотя на самом деле он нес его Гогену, чтобы показать ему, к чему привело его дезертирство. Он думал найти своего друга в борделе. Но ухо досталось какой-то бедной девушке! Можете себе представить?

– Вполне мужской подарочек, – заметила Аликс, и они обе рассмеялись.

Мы обошли остальную часть музея, все три этажа, мои глаза и разум были перегружены, ноги начинали болеть. Потом мы посидели в вестибюле, где Каролин рассказала нам, что она вдова, а ее взрослая дочь живет в Германии.

– Там, откуда родом моя семья, – добавила она. Аликс спросила, общается ли ее дочь с кем-нибудь из родни, и Каролин ответила, что из родни никого не осталось, потом через силу улыбнулась и спросила, как нам понравился Амстердам.

– Хотелось бы пожить здесь подольше. – Я принялся перечислять все места, которые еще хотел бы посмотреть, а Аликс вспомнила, что очень хотела увидеть Дом Анны Франк, но туда не достать билетов.

– Моя подруга работает там смотрителем, – сказала Каролин и сразу же позвонила ей по телефону. – Через час можно будет сходить.

Мы устали, но ни за что бы не отказались. Аликс была в восторге. Я предложил всем вместе выпить кофе, но Каролин нужно было выполнить какое-то поручение, поэтому мы обменялись номерами сотовых и договорились встретиться через час у Дома Анны Франк.

47

Каролин постояла с Аликс в вестибюле, пока Люк отходил в туалет; они уже общались как старые знакомые. Полоса цифровых изображений над их головами постоянно менялась: автопортрет Ван Гога в трех вариантах, детали его глаз на картине, его спальня – картина, затем фотография.

Аликс предположила, что эта же спальня изображена на картине, принадлежавшей деду Каролин, но та поправила ее.

– Нет. Спальня, что на картине моего деда, находится в Арле. А это спальня Винсента в Овер-сюр-Уазе, та комната, где он умер. – Она стала рассказывать, что поиски несколько раз приводили ее в этот город, но Аликс, посмотрев в сторону, вдруг увидела свою сокурсницу.

– Дженнифер? Это ты? – В голосе Аликс не было особой уверенности, что девушка в темных очках, закутанная шарфом в стиле Джеки О, действительно ее подруга из Нью-Йоркского университета.

– Боже мой! Аликс! – откликнулась та, стягивая шарф и приглаживая волосы. – Что ты здесь делаешь?

– Смотрю картины Ван Гога, что же еще? – рассмеялась Аликс, отметив про себя, что обычно идеально ухоженная Дженнифер сегодня выглядит немного растрепанной. Она представила их с Каролин друг другу. – Я ведь говорила тебе, что собираюсь в Амстердам, правда?

– Ах, да, конечно, – сказала Дженнифер; в ее солнцезащитных очках было видно лишь отражение цифрового автопортрета Ван Гога. – Так что там произошло с твоим визитом в аукционный дом? Они подтвердили подлинность этой вашей таинственной картины?

Аликс вспомнила, что не виделась с Дженнифер со дня ограбления. Она рефлекторно коснулась щеки под глазом, сказала, что так и не попала в аукционный дом, но отмахнулась, как будто это было неважно.

– Если бы я знала, что ты будешь здесь, мы могли бы договориться встретиться.

– Я здесь очень ненадолго, – вздохнула Дженнифер. – Давай поужинаем вместе, когда вернемся в Нью-Йорк. – Она снова надела шарф и завязала его на шее. – Извини, мне нужно бежать. Приятно познакомиться, – сказала она Каролин, сверкнула улыбкой и ступила на эскалатор.

– Какое совпадение! Это моя однокурсница и подруга, – произнесла Аликс, провожая Дженнифер взглядом.

– Она тебе не подруга, – вдруг произнесла Каролин и тут же шлепнула себя пальцами по губам. – Простите, я что-то не то сказала. Мне пора. Встретимся у Дома Анны Франк.

Она хотела уйти, но Аликс ее остановила.

– Что ты имела в виду?

Цифровой экран перешел на аниме-версии Ван Гога, залив холл яркими цветами.

– Прости, это просто ощущение… – пробормотала Каролин. – Я же говорила, что получаю эти… чувства, эти ощущения… Но это все ерунда, я не гадалка. Пожалуйста, забудь, что я сказала. Дженнифер совершенно очаровательна. А что это за таинственная картина, про которую она упомянула?

– Это… – Аликс задумалась, стоит ли обсуждать эту тему. – Я тебе потом расскажу.

Каролин приподняла бровь:

– Нам так много нужно будет обсудить… потом.

– Не поверишь, с кем я сейчас столкнулась, – сообщила Аликс, когда мы поднимались к солнечному свету по эскалатору. – С Дженнифер!

– Кто это? – рассеянно спросил я; мои мысли все еще были заняты Ван Гогом.

– Ну, помнишь, подруга-аспирантка. Которая вывела меня на аукционный дом в Нижнем Ист-Сайде! – Она вдруг нахмурилась. – Каролин что-то такое сказала про Дженнифер… в смысле, что она мне не подруга.

– А Каролин-то откуда это знает?

– Ну, она почувствовала что-то такое, вся такая вж-вж-вж, колдунья, короче.