Хранители Братства (ЛП) - Уэстлейк Дональд

Одной из причин моего затруднения было то, что Дэн Флэттери представлялся мне скорее типом, чем личностью – с первой встречи, когда я увидел его и двух его двойников, сходящих с лодки. Проталкиваясь сквозь толпу, я устремлялся то к одной фигуре с массивным загривком, то к другой, но ни одна из них не принадлежала человеку, которого я искал.

В какой-то момент ко мне пробился брат Мэллори и спросил:

– Ты его видел? Я имею в виду сына, Фрэнка.

– Я даже отца пока не нашел, – ответил я. Затем, заметив стиснутые челюсти и прищуренные глаза брата Мэллори, я добавил: – Брат Мэллори, ты обещал – никаких потасовок.

– Я просто хочу на него посмотреть, – буркнул он и улизнул прочь от меня.

Испытывая беспокойство из-за него, но сосредоточившись на более насущных проблемах, я продолжил свои поиски.

Во время своих метаний по дому, я то и дело улавливал обрывки разговоров, и постепенно пришло осознание, что это общество – айсберг, с верхушкой которого я столкнулся в Пуэрто-Рико. Все те люди, кому старательно перемывали косточки в той тусовке, присутствовали здесь: родители, кузены, одноклассники, бесчестные дяди и бездушные тети, а также старшие сестры-вертихвостки. И, конечно, вся эта компания не упускала случая весело посплетничать о своих отсутствующих близких, что пребывали сейчас на юге.

Все это, конечно, замечательно, но где же Дэн Флэттери? Не в гостиной, где стоял стол с закусками, окруженный коренастыми гостями. Не в одной из комнат в глубине дома, плоть до застекленной веранды, где мы обедали в тот день, когда я впервые встретил Эйлин Флэттери Боун. Не на кухне, полной выпивки и выпивших, не в столовой, полной танцоров, скачущих под музыку аккордеониста –морщинистого старика, игру которого сопровождал аппарат, отбивающий ритм, не в очереди к туалетам, не в спальнях на втором этаже, где на кроватях были навалены груды пальто, а группки из двух-трех человек пребывали в нешуточном tête-à-tête, [96] и, наконец, не в библиотеке.

Стоп! В библиотеке. Я уже собирался покинуть эту комнату и выйти наружу – во дворе, похоже, было немало гостей, чем-то занятых в промозглой тьме – когда заметил хозяина дома. Он стоял, прислонившись к стеллажу с книгами по саморазвитию, и с побагровевшим лицом что-то яростно доказывал двум своим двойникам.

Как же побледнело его лицо, стоило ему увидеть меня, хотя ярость никуда не исчезла. Потрясение, казалось, лишь подчеркнуло патриархальную бульдожью решимость Дэна Флэттери. Не извиняясь перед своими собеседниками, он оставил их, проложил путь сквозь гущу гостей, придвинул свое лицо вплотную к моему и проревел:

– Я думал, ты будешь держаться подальше от нее!

– Я хочу с вами поговорить! – выкрикнул я в ответ.

Какими бы мотивами не руководствовался Дэн Флэттери, повышая голос, в тех условиях всем приходилось кричать, чтобы быть услышанным.

– Ты уже… – начал Флэттери, затем вдруг заморгал, глядя мимо меня, и вскричал: – Это еще кто?

Я обернулся и пояснил:

– Брат Квилан. И брат Лео.

Первый увлеченно беседовал с парой сияющих пышных девиц, а второй с неодобрением рассматривал корешки собрания сочинений Диккенса.

– Ты притащил их с собой? – Он, казалось, не мог поверить собственным глазам.

– Мы хотим обсудить с вами договор аренды, – прокричал я, а затем до моего сознания дошел смысл первой его реплики, и я гаркнул вдвое громче: – ЧТО?

– Я ничего не говорил!

– Что вы сказали?

– Я ничего не говорил!

– До этого! Первое, что вы сказали!

– Я сказал… – Дэн Флэттери замолк и нахмурился, уставившись на меня; очевидно, в его голове только что произошел похожий щелчок. – Вы приехали, чтобы обсудить договор аренды?

– Что вы имели в виду, сказав: «держаться подальше от нее»? Я и так далеко от нее.

– Ты… – Он взглянул на часы (ничего общего с изящными красными циферками на часах Дворфмана, это были чудовищных размеров древние карманные часы с римскими цифрами на циферблате), и заявил: – Пойдем со мной. – Затем он убрал свой хронометр, схватил меня под локоть отнюдь не джентльменским образом, и начал пробивать путь сквозь стену человеческих тел, таща меня за собой, как каноэ на буксире.

Мы пересекли центральный холл и вломились в гостиную, где Флэттери вдруг остановился, вытянул руку (ту, что не сжимала меня мертвой хваткой) и возопил:

– Еще ваши?

Я проследил за направлением, куда указывал его палец, и увидел брата Флавиана, увлеченно дискутирующего с полудюжиной юношей студенческого возраста. Все они, похоже, получали неописуемое удовольствие от этого спора. Чуть дальше братья Клеменс и Декстер с коктейлями в руках вели светскую беседу с несколькими представителями семейства Флэттери.

Дэн Флэттери встряхнул меня за руку, крикнув:

– Да сколько ж вас тут?

– Мы все здесь, – ответил я. – Все шестнадцать.

– Боже милостивый!

И он поволок меня дальше, из гостиной в столовую – брат Перегрин отплясывал там фокстрот под «Почем эта собачка на витрине?» [97] с неправдоподобно блондинистой блондинкой, а брат Эли умудрялся под эту же мелодию плясать манки [98] с девушкой, похожей на типичную фолк-певицу – а оттуда к запертой двери (я уже пробовал ее открыть во время поисков). У Флэттери, впрочем, был от нее ключ. Не отпуская моей руки (кисть уже онемела от недостатка притока крови), он отпер дверь, распахнул ее и втолкнул меня внутрь.

За дверью оказался кабинет – крошечный, тесный и ужасно захламленный. Он напоминал офисы инженеров-строителей в передвижных вагончиках: карты, чертежи и кальки, пришпиленные к стенам и друг к другу; покосившиеся неустойчивые стопки бумаг на столе; разрозненные руководства, как попало набитые в узкий шкаф, и громоздкий кондиционер, так глубоко вдающийся в комнату, что сидящему за столом приходилось все время клониться влево или постоянно стукаться об него головой.

Флэттери закрыл и запер за нами дверь – теперь мы остались в уединении и относительной тишине. Гул и гам вечеринки все еще доносились сюда, но нам хотя бы не приходилось орать, чтобы быть услышанными.

Тем не менее, Флэттери заорал:

– Какого черта ты затеял теперь, сукин ты сын?!

– Не нужно кричать, – сказал я. – Я отлично вас слышу.

– Мало того, – продолжал орать он, – что ты украл у меня дочь, так еще хочешь опорочить меня перед семьей и друзьями!

– Вовсе нет, – возразил я. – Мы понятия не имели, что у вас…

– Да мне плевать, понял? Поливай меня грязью, сколько влезет, эти чертовы дармоеды и так постоянно этим занимаются, мне-то что?

– Никто не хотел…

– Но, когда дело касается моей Эйлин, – он потряс кулаком так близко от моего лица, что я разглядел каждый рыжий волосок, каждую рыжую веснушку и каждый сустав, напоминающий формой и размерами колено обычного человека, – тебе лучше следить за своими словами.

– Нас с Эйлин больше ничего не связывает, – сказал я. – Мы расстались.

– Так она мне и сообщила, – кивнул Флэттери. – Она позвонила и рассказала мне все. – Кулак превратился в указующий перст. – Но ты не выполнил свою часть сделки, – заявил он, – так что не смей являться сюда, будто все улажено. Ты заставил Эйлин поверить, что ее родной отец – двуличный лжец и мошенник.

– Ее родной отец и есть двуличный лжец и мошенник.

– А ты-то кто? Ты разбил сердце моей бедной девочке, ты бросил ее навсегда, и не прошло и чертова дня, как ты вернулся.

– В смысле: «вернулся»? Она же в Пуэрто-Рико.

Дэн Флэттери вгляделся в меня, словно стараясь разобрать мелкий шрифт при тусклом свете.

– Ты сейчас серьезно?

– А в чем дело? – Во мне зародилось смутное подозрение, но мне очень хотелось ошибиться. – Она ведь не здесь, правда? Как она может быть здесь? Она же осталась в Пуэрто-Рико.