Хранители Братства (ЛП) - Уэстлейк Дональд

– Минутку, – сказали на том конце, – это монах?

– Да, сэр.

– И что же, черт возьми, ты творишь? Ну ты и фрукт – нападаешь на человека через его семью.

– Что? – Я был столь ошеломлен, что не мог придумать другого ответа.

– И ты считаешь это христианским поведением?

– Я?

– Слушай, – сказал собеседник, – я никогда не утверждал, что я безгрешен. Но я просто пытаюсь пробиться в этом мире. Эта сделка с Дворфманом может вытащить меня из глубокой дыры.

– В договоре аренды говорится…

– Да, аренда, – произнес он. – А в договоре сказано, откуда я беру деньги для выплат по процентам? У меня уйма непогашенных кредитов, у меня масса землеройной и тяжелой строительной техники, и за все нужно платить. Думаешь, я прихожу в «Мак Трак» или «Катерпиллар», вытаскиваю из кармана семьдесят две штуки и говорю: «Дайте-ка мне одну из этих ваших больших желтых хреновин с большими колесами». Думаешь, так это работает?

– Я понятия не имею, как это ра…

– Да, не имеешь, и я чертовски хорошо это знаю. Ты болтаешься без дела, жжешь свечи, постоянно молишься, и у тебя все пучком. А я по уши в кредитах. У меня серьезная техника; одни только проценты обходятся мне в четыре тысячи сто долларов в месяц, и нет работы, чтобы покрыть эти расходы. Если я просрочу платежи, технику заберут, и я потеряю все вложения. А если появятся новые подряды – как мне участвовать в торгах без техники? Не смеши меня.

– Я не сме…

– Меня душит инфляция, – продолжал он. – Мало того, что я выбрал не тех кандидатов по округу Нассау для поддержки, так еще и денег под заклад нигде не добыть. Никто ничего не строит. Хочешь, расскажу тебе о профсоюзах?

– Нет, я не думаю, что…

– Верно, ты не захочешь слушать про все это дерьмо. Мои красные кровяные тельца лопаются, как петарды, мне жить, может, осталось пятнадцать минут, а все, что ты хочешь – петь григорианские гимны на Парк-авеню. Почему на Парк-авеню?

– Мы не поем григорианские…

– ПОЧЕМУ НА ПАРК-АВЕНЮ? ЧТО, ВО ИМЯ ХРИСТА, ВЫ УЦЕПИЛИСЬ ЗА ЭТУ ПАРК-АВЕНЮ?

– Мы были там первыми, – сказал я.

– О, ты меня без ножа режешь, – сказал он.

– Я сожалею о ваших финансовых затруднениях, – сказал я. – Я понимаю, вы не пошли бы на эти крайние меры, если бы не…

– Заткнись, – произнес он тихо, почти спокойно.

– Что?

– Ты смеешь что-то говорить о крайних мерах, – сказал он. – Ты, настроивший мою дочь против меня.

– Нет, я не…

– Не говори, что ты этого не сделал, ты, бледное ничтожество. Ты настроил мою чертову дочь против меня!

– Вы имеете в виду: рассказал ей правду?

– Самодовольный сукин сын.

– Я позову Эйлин к телефону.

– Нет, – сказал он, еще тише и спокойней, чем до этого. – Постой. Я хочу предложить тебе сделку.

– Сделку?

– Что мне этот строительный бизнес, да? Моя семья занималась им три поколения, ну, рухнет он – и что с того? У меня есть доля в оптовой торговле алкоголем, с голода я не помру, верно?

Я понятия не имел, к чему он клонит.

– Вам виднее, – сказал я.

– Так вот в чем сделка, – продолжил он. – Ты скажешь моей дочери, что солгал.

– Я не стану…

– Выслушай сперва, – сказал он. – Моя маленькая доченька очень важна для меня, и больше всего мне хотелось бы сейчас переломать тебе руки и ноги. Но это не принесет мне никакой пользы.

– Мне тоже.

– Ты меня не волнуешь. Слушай сюда. Ты скажешь ей, что солгал, и убедишь ее в это поверить. А затем вернешься в свой про́клятый монастырь и будешь держаться подальше от моей дочери всю оставшуюся жизнь.

– Мистер Флэттери, я не могу…

– Ты можешь дослушать? Взамен ты получишь копию договора аренды.

Я молчал. Не мог найти слов.

– С пунктом о праве продления, – сказал он, – до первого января.

Я продолжал молчать. Мне по-прежнему нечего было сказать.

– Ну? По рукам?

Леди или монастырь.

– Хм, – произнес я.

– Что?

– Я… я не знаю.

– Чего ты не знаешь? Ты считаешь, что влюблен в нее? Но ты же монах!

– Я знаю, кто я, – сказал я, хотя это была не совсем правда.

– Да сколько, по-твоему, ты продержишься с ней? Или она с тобой?

Я посмотрел на закрытую дверь спальни.

– Я не знаю, – сказал я.

Особенно если ценой сохранения Эйлин станет потеря монастыря. А что монастырь? Если ценой его спасения станет расставание с Эйлин?

– Это хорошая сделка, – сказал Флэттери. – Лучше, чем ты заслуживаешь. Ты согласен?

– Я… э-э… я вам перезвоню, – ответил я и повесил трубку, прервав его возмущенный голос.

– Надо выпить рома, – рассеянно произнес я, направляясь на кухню.

 Глава 14

– И тебе счастливого Рождества, – послышался женский голос.

Я приоткрыл затуманенные ромом глаза. Рядом со мной на кофейном столике сидела Шейла Фони, протягивая мне стакан с пенистой жидкостью кремового цвета.

Я простер свои выглядящие разбухшими правые руки (в глазах двоилось) в сторону стакана.

– Что это?

– Лекарство, – ответила она. – Сможешь сесть и подкрепиться?

– Без понятия.

Вчера, после ссоры с Эйлин и разговора с ее отцом, я основательно налег на ром. А после того, как Эйлин внезапно выскочила из спальни, выбежала из дома, села в «Пинто» и умчалась прочь, я выпил еще рома. Потом вернулись Шейла и Нил – не знаю, где они до этого были – и получили от меня расплывчатые объяснения причин ссоры (без подробностей, хотя они настаивали), после чего взяли меня в некотором роде под опеку. Вечером у Латтералов планировалась предрождественская вечеринка, и Шейла с Нилом уговаривали меня пойти, но я не хотел никуда идти без Эйлин. К тому же, вдруг она вернется, чтобы помириться, пока я буду на вечеринке? Так что я остался дома в обнимку с бутылкой рома и предался бессвязным размышлениям, некоторые из которых оставили след в моем мозгу.

О чем же я раздумывал? Например, о Рождестве в тропиках. Сначала я воспринял это, как типичный уроженец северо-востока Америки: Рождество без снега, в жару и среди пальм кажется каким-то «неправильным», но потом пришло внезапное осознание, что снега в Вифлееме сроду не бывало, пальмы присутствуют на многих картинах, изображающих сцену в яслях, [83] в общем, первое Рождество в истории определенно проходило в субтропическом климате.

Еще я размышлял о выборе, что мне предстояло сделать: спасти монастырь или сохранить отношения с Эйлин. А также о светской любви в широком смысле и неоднозначной позиции церкви по поводу прелюбодеяния. Секс в браке освящен, внебрачные связи осуждаются, но это оставляет бо́льшую часть сексуальных отношений в мире в Лимбе. [84] Эйлин, например, никогда не заключала брак по церковному обряду, и в данный момент вообще не состояла в браке, так что наши отношения с моральной точки зрения являлись нейтральными, хотя большинство священников при мысли об этом неодобрительно приподняли бы брови.

Раздумья под влиянием рома обычно охватывают более широкий круг вопросов, но являются менее содержательными, чем в трезвом состоянии. Помимо вышеупомянутых тем, я иногда задумывался над не столь значимыми вещами, и в итоге наконец, доковылял до гостиной и рухнул на диван, не желая ложится в постель, пока не закончу миром ссору с Эйлин.

Она не вернулась домой до того, как я отключился; последние мои мысли были о сравнительной текстуре стекла и лозы. Появилась ли она теперь? Привстав, что тут же вызвало внезапный взрыв головной боли, я произнес:

– Ой! Эйлин дома?

– Еще нет.

Голова болела просто невообразимо!

– Ой! – повторил я, схватившись за виски. – У нас есть аспирин?

Шейла протянула мне свободную от стакана с пеной ладонь, на которой лежали две белые таблетки.