Анна и Сергей Литвиновы - Слишком много любовников

Но ведь она пошла на преступление далеко не только для того, чтобы изменить свою судьбу к лучшему! Главным образом она сделала это ради любви. Ради того, чтобы всегда быть со своим Андреем. А он – он подставил ее. Предал. Но вдруг? Вдруг (все чаще начинала думать она)?! Вдруг – нет? Вдруг братец из Черногрязска по пьянке что-то перепутал? И поддельный паспорт, который дал ей Андрей, на самом деле правильный? Вдруг она сама же на любимого нагородила, нанесла напраслины? И он ни в чем не виноват? И совсем не хотел ее подставить?

А главное – чем дольше она была одна, да еще в чужой стране, с чужими нравами и языком, тем меньше ей хотелось связывать свою судьбу с кем угодно из улыбающихся ей на улицах и в салоне французов. И все сильнее и больше хотелось, чтобы рядом оказался Андрей. О, Андрей! Прильнуть бы к его плечу! Забыться в его объятиях! Быть рядом, под его крылом и защитой – так, чтобы он все решал и всем руководил, включая ее собственную жизнь.

И однажды в зачуханном кафе, подключившись к вай-фаю (в квартирешке, которую она сняла, такой роскоши не было), она сначала просмотрела российские новостные сайты – про ограбление в Суворине по-прежнему ни слова. А потом, оттягивая момент, вошла в известный только Андрею почтовый ящик. И, о чудо, там оказалось письмо! И это был не спам!

Павел Синичкин

Скаредный Ворсятов оплатил мне эконом-класс в самолете (не бизнес) и отель четыре звезды (и то пришлось поторговаться, он хотел поселить в «трешку»).

На Лазурном Берегу сезон был в разгаре, поэтому свободные «четыре звезды» оказались далеко от моря, в довольно подозрительном районе. Такси долго кружило меня по здешним улочкам, где из прохожих встречались лишь негры да арабы.

Впрочем, в холле отеля оказалось прохладно, а портье был предупредительным и элегантным (не теряя при этом обычной галльской надменности). Носильщик подхватил мою довольно легкую сумку и переместил ее в номер-мансарду под самой крышей. Я поспешал за ним. По пути он пытался шутить по поводу ее чрезвычайной легкости, но так как я не разумел французского, а он русского и моего английского, понять «бон мо» не довелось. «Вуаля!» – наконец воскликнул он, водружая мой саквояж на полочку для чемоданов, и получил от меня пару евро.

Окно моей мансарды выходило во двор. Почти все окна напротив были наглухо закрыты ставенками. То ли нет никого, то ли народ предавался сиесте.

Не раздеваясь, я улегся на белоснежное покрывало. Достал из сумки планшет и подключился к местному вай-фаю. Мы уговорились с Ворсятовым, что писать Алене я буду непосредственно из Ниццы. Чтобы между моим письмом, ее возможным ответом и нашим вероятным свиданием прошло не слишком много времени. Чтобы она не успевала чрезмерно раздумывать и рефлексировать. И еще: если она вдруг не ответит или что-то заподозрит и откажется встречаться, я перейду к запасному варианту: Римка установит физическое местонахождение «ай-пи-адреса», с которого пишет Румянцева. Моя помощница, правда, пыталась доказать мне, что для того, чтобы ее работа оказалась успешной, я должен взять ее с собой на Лазурку. Но я напомнил, что однажды мы вдвоем уже ездили за границу и ничего хорошего в итоге не вышло, и она затихла.

Чтобы написать Алене от имени Влада, мне требовалось подделаться под его стиль. А для этого – отчасти стать им, преступником и любовником Соснихиным. Понять, как он к ней относится и чего она от него ждет. По всему происшедшему мне было ясно: она влюблена в него. Видимо, сильно и беззаветно. Иначе бы не пошла на преступление. Да, она обожала его, конечно – но безо всякой взаимности. Соснихин просто использовал ее, разыгрывая свою комбинацию.

Я немало повидал влюбленных женщин. Без ложной скромности скажу, что иные даже были очарованы именно мною. Главное, что всех их отличало – они позволяли объекту своей страсти, чтобы он относился к ним высокомерно, снисходительно, свысока. Типа: крошка, ты хочешь быть рядом со мной? Ухаживать за мной и всячески облизывать меня? Ну ладно, так и быть. Позволю тебе. А если ты мне вдруг надоешь – выгоню тебя прочь или уйду сам.

При этом, сочиняя ответ, я должен был делать вид, что отчасти опасаюсь своей любовницы. Вдруг, типа, она захвачена, переметнулась и работает под контролем правоохранительных органов или какой-нибудь мафии?

Предчувствуя, что вот-вот нащупаю нужную интонацию, я отправился в ванную. Холодные струи душа всегда помогали моему скромному мыслительному процессу.

Вытираясь полотенцем, я ходил по номеру. Приблизился к окну. Напротив, через двор-колодец, ставенки вдруг раскрылись, и появилась хорошенькая женская головка. Она – наверное, такое только во Франции возможно – во все глаза, на таясь и не стесняясь, стала рассматривать мою обнаженную, хорошо сложенную (что там греха таить) фигуру. Я улыбнулся и помахал девушке рукой. Она засмеялась и кого-то позвала. В окошке нарисовалась вторая женская головка, обе захохотали, а потом исчезли.

Явление прекрасных нимф стало катализатором моего вдохновения. Я нажал на кнопку, опускавшую механические жалюзи, быстро подошел к планшету и черкнул короткую записку Алене. Я пытался быть одновременно высокомерным и опасливым. И еще очень кратким:

Я в Ницце. Хочу поскорей тебя увидеть. Ты где?

Не ожидая скорого ответа, я отправился погулять по городу. Вышел к морю, прошелся по знаменитому Английскому променаду. По нему шаталась веселая космополитичная толпа. Полоска пляжей вся была завалена телами. Возле известнейшего отеля «Негресско» одна за другим останавливались «Феррари» и «Ламборджини».

Я искупался. Море как море. Солонее, чем Черное, а тем более Белое или Балтийское. Не одна дама в возрасте от пятнадцати и старше, не скрываясь, оглядывала мою фигуру и задницу – и чем старше, тем менее они скрывались. Те, что ближе к шестидесяти, вообще были готовы из купальников выпрыгнуть своими сухими костями. Во избежание неприкрытых приставаний я быстренько покинул пляж.

В ресторане на площади Гарибальди я позволил себе омаров с лангустами и полбутылки ледяного белого – все равно по моим счетам платит Ворсятов. Когда я попросил двойной эспрессо и мороженое на десерт, коротко блямкнул мой телефон: новое письмо. Послание оказалось от Алены. Оно также выглядело лапидарным:

Завтра в парке Шато. В семь вечера.

То, что девушка назначала мне (точнее, Соснихину, а еще точнее – Андрею Шаеву) свидание в парке (по всей вероятности, многолюдном), означало, что она автору письма (в данном случае мне) не вполне доверяла. Что тут скажешь? Правильно делала.

Ницца – город небольшой. Особенно по сравнению с Москвой. Чтобы два раза не ходить, я решил провести рекогносцировку на местности прямо сегодня.

Через старый город, по узким крутым улочкам, я вернулся от площади Гарибальди к морю. Парк Шато (об этом свидетельствовала карта, которую мне любезно вручили в отеле) раскинулся над морем на высокой скале. Подняться туда можно было двумя способами: пенсионерским – на лифте, который размещался в жерле старого колодца, или общечеловеческим, по резко уходящим вверх дорожкам, мимо нескольких кладбищ. Я выбрал молодежную дорогу, пешком, и спустя минут пятнадцать оказался на вершине холма.

Народу здесь было видимо-невидимо. В основном туристы: американцы, китайцы, японцы. Наши тоже случались. Тех, кто коллекционировал впечатления, можно было понять, потому что виды отсюда открывались красивейшие. Направо глянешь (если стоять лицом к морю) – вся, изогнутая дугой, береговая линия Ниццы. Весь пресловутый Английский променад, крохотные человечки на пляжах, наслаждающиеся вечерним купанием, заходящие прямо над набережной на посадку пассажирские самолеты. Налево от парка, в узкой гавани, простирался порт. Там парковались сотни яхт, и белоснежный огромный круизный лайнер медленно отваливал от причала.

В парке кто-то любовался видами – так, что к обзорным площадкам было не протолкнуться, кто-то сидел за столиками многочисленных кафе, а иные – на лавочках или прямо на траве. Замысел Алены стал мне совершенно ясен: в подобной толчее она легко сможет оставаться незамеченной и наблюдать, один ли пришел ее Андрей (то есть Влад Соснихин) и нет ли чего подозрительного.

Побродив по парку, я спустился вниз и вернулся в отель на суперсовременном трамвае. По случаю прибытия в Ниццу я решил пропустить стаканчик-другой в отельном баре. Странно, но после того, как Соснихин оказался задержан и арестован, а я перестал числиться в розыске, я все равно не расслабился. И вот только теперь, в чужой стране, вдруг почувствовал, что меня отпустило. Бармен сделал по моей просьбе бурбон с колой и льдом, и мы чудненько поболтали с ним (по-английски) о футболе и погоде. Николя (так его звали) даже ориентировался в российских реалиях: Халк, Акинфеев, санкции, коррупция, снег.